Черная Шляпа блефовал. Он не мог сообщить Элизабет о Гейл, потому что не знал, где мы живем. Ни телефона, ни адреса в справочнике нет. Уже дважды я мог довести их до дверей своего дома, и лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств этого не произошло.
Но все равно, везение не может продолжаться вечно. Даже если я буду водить их за нос до конца скачек на кубок. В один прекрасный день они узнают мой адрес и сообщат ей все.
«Сперва тебя покупают, потом шантажируют», — так сказал Берт Чехов. Купили Гейл, шантажируют меня. Все сходится. На всем долгом пути к «Блейз» я размышлял о природе шантажа.
Люк-Джон и Дерри удивились, что я вернулся.
— У кого-нибудь из наших репортеров уголовной хроники есть свой человек в полиции? — спросил я.
— Кажется, у Джимми Сиенна, — ответил Дерри. — А в чем дело?
— Надо узнать владельца машины по номеру.
— Что, покушение на твой древний фургон? — равнодушно спросил Люк-Джон.
— Ага, стукнул и смылся, — кивнул я.
— Можно попробовать, — сказал Дерри с характерной для него готовностью помочь. — Давай номер, я разузнаю.
Я продиктовал ему номер «Роллса» Черной Шляпы.
— Номер лондонский, — заметил Дерри. — Это упрощает дело. — Он подошел к столу, над которым возвышался громадный, как гора, молодой человек с рыжей шевелюрой, и стал с ним совещаться.
Я дотянулся до телефона и с самым беззаботным видом, но с замиранием сердца набрал номер, который оставил Черная Шляпа. Было три восемнадцать. Из шести отпущенных мне часов прошло два.
Ответил удивленный женский голос.
— Вы уверены, что набрали правильно?
Я продиктовал ей номер.
— Да, верно. Как странно...
— Что странно?
— Видите ли, это будка телефона-автомата. Я только вошла и хотела позвонить, как вдруг эти гудки... Вы уверены, что у вас правильный номер?
— Не знаю, — сказал я. — А где находится эта будка?
— В подземке, на станции «Пикадилли».
Я поблагодарил ее и повесил трубку. Толку мало.
Подошел Дерри и сказал, что Джимми Сиенна делает все, что в его силах. Удачно, что сегодня вторник и заняться ему особенно нечем.
Тут я вспомнил, что номер «Тэлли» и яблочный пирог остались на полу в «Роллсе». Стал думать, стоит ли пойти и возместить потерю. Решил, что ничего страшного не случится, вышел на улицу и все купил. Старого знакомого в плаще я не заметил, но это не значило, что он не скрывается где-нибудь поблизости. А может, его подменил кто-то другой, кого я не знал в лицо.
Дерри сообщил, что приятель Джимми из полиции проверяет регистрационный номер. Я присел рядом на край стола и принялся грызть ногти.
Туман, весь день угрожавший пасть на город, медленно отступил. Только этого не хватало! Я начал обдумывать, как бы незаметно выбраться из редакции на ярко освещенную Флит-стрит.
Ровно в пять Люк-Джон объявил, что уходит домой, за ним с виноватым видом последовал Дерри. Я перебрался к столу Джимми Сиенна и принялся за ногти на новом месте.
Наконец, когда Джимми тоже поднялся, чтобы идти домой, зазвонил телефон. Он выслушал, поблагодарил и записал что-то на клочке бумажки.
— Вот держи, — сказал он мне. — Желаю удачи со страховкой. Она тебе пригодится.
Я прочитал, что было написано на листке. «Роллс» под этим номером был приписан к конторе под названием «Машины Лукулла напрокат».
Из «Блейз» я выбрался через крышу. «Тэлли», коробка с пирогом и больные ребра несколько осложняли задачу, но зато после кругосветного путешествия через вентиляционные шахты и перекрытия я спокойно вышел через пожарный выход в редакционное помещение соседней с нами газеты.
Никто не поинтересовался, что я здесь делаю. Я спустился на лифте в подвальный этаж и оказался в просторном гараже, где стояли ряды желтых фургонов, готовые доставить сырые, только что отпечатанные кипы газет к поездам и самолетам. Одного из шоферов я немного знал и попросил подвезти меня.
— Ладно, если вам в сторону Паддингтона.
— Как раз туда. — Мне любое направление годилось.
— Тогда полезайте.
Я влез, он загрузился и быстро выехал из гаража. У Паддингтона мы распрощались, и я поехал домой на метро, уверенный, что уж теперь никто не идет за мной следом.
У миссис Вудворд я отыграл две минуты, не чувствуя, впрочем, особого вкуса к игре. С половины седьмого до семи я, глядя на Элизабет, просидел в кресле со стаканом виски, стараясь унять беспокойство.
— Что-то случилось, Тай? — спросила она со свойственной ей обостренной чуткостью.
— Нет, милая.
Стрелки мчались по циферблату галопом. Ровно в семь я сидел абсолютно неподвижно, не делая ровным счетом ничего. В пять минут восьмого я поймал себя на том, что зубы мои стиснуты так крепко, что того гляди сотрутся в порошок. Я представил будку телефона-автомата на «Пикадилли», в которой стоит Черная Шляпа, человек в плаще или их шофер, ожидая моего звонка. Что значит Тиддли Пом по сравнению с душевным покоем Элизабет?! Но трубку я так и не снял. После семи стрелки едва ползли по циферблату.
В половине восьмого Элизабет с явно различимым в голосе страхом сказала:
— Тай, я знаю, что-то случилось. Ты никогда не был таким... таким мрачным.
Мне стоило невероятных усилий улыбнуться в ответ, но это ее не убедило. Я опустил глаза и проговорил с отчаянием и болью в голосе:
— Милая, ты очень огорчилась бы, если в узнала, что я... ну, в общем, взял и... переспал с одной девушкой?
Ответа не было. После невыносимо долгой паузы я заставил себя поднять глаза. По ее щекам текли слезы. Она делала судорожные глотательные движения, стараясь заговорить, и не могла.
По давным-давно сложившейся привычке я достал из коробки бумажную салфетку и вытер ей глаза — сама она не могла этого сделать.
— Прости меня, — бессмысленно повторял я — прости меня.
— Тай... — Ей никогда не хватало дыхания для плача. Рот широко открыт, глотает воздух.
— Милая, не плачь. Не плачь. Забудь, что я сказал. Ты же знаешь, как я люблю тебя, я никогда тебя не брошу. Элизабет, милая, дорогая Элизабет, не плачь!
Я снова вытер ей глаза, проклиная случай, что привел меня к Хантерсонам. Можно было обойтись и без Гейл. И вообще без кого бы то ни было. И по большей части прекрасно обходился все эти одиннадцать лет.
— Тай... — Слез больше не было. Лицо не такое искаженное. Она вздохнула, набрала побольше воздуху. — Я не могу даже думать об этом.
Я стоял рядом, сжимая салфетку в руке.
— Мы никогда не говорили с тобой о сексе... — «Спирашелл» ритмично вздымал и опускал ее грудь. — Мне ничего этого не надо... ты ведь знаешь... но иногда я вспоминаю... — Из глаз вновь выкатились две слезинки, я смахнул их салфеткой. — Я никогда не расспрашивала тебя о женщинах... почему-то не могла.
— Да, — медленно произнес я.
— Иногда мне казалось, что... у тебя есть кто-то... но на самом деле я никогда не хотела этого знать... Я решила, что никогда не спрошу тебя об этом. Я знаю, я эгоистична... Мне всегда говорили, что мужчины устроены по-другому, им обязательно нужна женщина... Это правда?
— Элизабет... — беспомощно проговорил я.
— Я не ожидала, что после всех этих лет... услышу такое... Да, я бы очень огорчилась, если б узнала... Что я могу поделать... А почему ты спросил?
— Я бы никогда не заговорил об этом, — с горечью в голосе произнес я. — Меня пытаются шантажировать.
— Так это было?
— Да, к сожалению...
Она закрыла глаза.
— Понимаю.
Я ждал, ненавидя себя изо всех сил. Слез больше не было. Она никогда не плакала долго — физически не могла. Другие жены могли кричать и швырять вещи. Ярость Элизабет была страшна беспомощностью. Очевидно, этот приступ прошел незаметно, потому что, когда она наконец заговорила, голос у нее был низкий, хриплый и мертвенно-спокойный.
— Ты, конечно, не мог позволить, чтобы тебя шантажировали.
Я кивнул.
— Я теперь понимаю, что была не права. Очевидно, любому мужчине, живущему с парализованной женой, нужно иметь хоть кого-то... Многие в таких случаях собирают вещи и сбегают... Я знаю, ты скажешь, что с нами этого никогда не произойдет, и, действительно, почти верю тебе, но я понимаю, насколько я тебе в тягость...