— Куда? — настойчиво повторила она.
— В сторону Рамбуйе, я знаю одно очень хорошее место.
Я крутанул руль, чтобы не сбить велосипедиста, неожиданно выехавшего на дорогу. Сильвия заметила:
— Рамбуйе далеко.
— Километров шестьдесят.
— К двум часам я не успею.
— Я сам должен быть в два на Елисейских полях.
— Значит, мы не успеем поесть.
— Мы даже успеем выпить аперитив. Взвыл движок — на спокойных дорогах я выжимал до 180 в час. Сильвия сжалась в комок на сиденье, надела свои темные очки, чтобы я не заметил ее испуга. Не прошло и получаса, как мы подъехали к Рамбуйе. Однако перед мотелем — загвоздка: Сильвия отказалась выходить из машины.
— Нет, я не хочу, здесь слишком роскошно. А я в брюках…
— Ну и что? Вон к нам уже идет портье.
Она поправила очки и с важным видом распахнула дверцу.
За обедом я попытался разговорить ее, но она наотрез отказалась сообщить что–либо о своей личной жизни, семье, даже о своих друзьях. Получив от ворот поворот, я остановился на нейтральном сюжете: кино. Ей было интересно все, и вопросы теперь посыпались на меня. Впрочем, всяких подробностей о кинозвездах и режиссерах она знала гораздо больше, чем я.
— Вы, конечно же, знакомы с Фредерикой Мэйан?
— И неплохо. Она уже снималась в одном из моих фильмов.
— Как я хочу познакомиться с ней! Вы не могли бы это устроить?
— Познакомитесь на съемочной площадке. Она надула губки.
— Я не хочу. Я хочу, чтобы она познакомилась со мной раньше. Я была бы так счастлива! Ну пожалуйста…
Я улыбнулся. Ребенок да и только. Она горела желанием познакомиться со своим идолом, говорить с ним… Я Достал записную книжку, дал ей адрес Фредерики и сказал:
— Вы достаточно изобретательны и придумаете, как явиться к ней, не будучи представленной.
Восторг вспыхнул в ее глазах. Она чуть было не захлопала в ладоши. Мог ли я тогда предположить, что придет день, когда я убью ее!
Фильм имел успех, и моя подшивка рецензий пополнилась восторженными статьями. Критики, разумеется, говорили и об огромном таланте Фредерики Мэйан, и о динамичной режиссуре Вилли Брауна, но все, словно сговорившись, хвалили юную дебютантку: «сегодня—никто, завтра — кинозвезда», — которая называла себя Сильвией Сарман.
Придуманный мною псевдоним удачно заменял тот, слишком броский, с помощью которого девушка надеялась привлечь к себе внимание.
Потом были интервью, коктейли, презентации, и продюсер, не будь дураком, сразу же привлек нас к работе над новым фильмом по роману Жан Пьера Франка. Он должен был сниматься тем же составом актеров. С Фредерикой в первой роли. И с Сильвией — во второй… В связи с этим проектом я пригласил к себе в Шенвьер съемочную группу будущего фильма. Это было зимним вечером. Тогда–то Флора и познакомилась с Сильвией, которую видела до этого лишь на экране.
Сильвия изменила прическу, и ее белокурые волосы, собранные в хвост, развевались при малейшем движении. Черное платье с глубоким вырезом произвело довольно сильное впечатление на Флору. Воспользовавшись минутным затишьем, жена отвела меня в сторону и спросила:
— Почему ты не познакомил нас раньше? Ведь ты уже полгода знаешь ее.
Я удивленно поднял брови.
— Видишь ли, она ничего особенного из себя не представляет. Я…
Флора резко повернулась и растворилась среди гостей, оставив меня одного, слегка раздосадованного, в совершенно идиотском положении. Флора обладала великолепной интуицией и не могла не заметить некоторой странности в моих отношениях с Сильвией. Тем не менее я знал о ней очень мало, встречались мы практически лишь на работе… Была, правда, та вылазка, тот обед в Рамбуйе перед съемками, о чем я Флоре не рассказывал. Но лишь потому, что не придавал этому значения. Я был уже не в том возрасте, когда влюбляются в девятнадцатилетних вертихвосток.
Я, в свою очередь, присоединился к группе гостей. И теперь уже меня в сторону отвела Фредерика.
— Вилли, душенька, хочешь доставить мне — удовольствие?
— Конечно.
— Будь полюбезнее с маленькой Сильвией, добавь немного текста в ее роль…
— Я только «за». А Паркер согласен?
— Согласится. Знаешь, Вилли, мне очень нравится Сильвия. К тому же она не лишена таланта и заслуживает большего. Я собираюсь помочь ей. Она такая милочка. Рассказывала мне о себе, бедняжка, ей так не везло до сих пор…
Она продолжала говорить в пустоту. Я был ошарашен. Все мои наблюдения, касающиеся мира кино, сразу оказались недействительными. Кинозвезда просила меня добавить текста в роль своей соперницы! Невероятно. Тем более что исходило это от Фредерики, которую все — и я в том числе — считали женщиной, никогда не допускавшей, чтобы ее использовали в качестве ступеньки!
— Я занимаюсь ею, — сказала Фредерика, вертя пальцами бокал с шампанским, — я учу ее одеваться, говорить. Она живет у меня и…
Я ощутил потребность промочить горло. Как будто Сильвию нужно было учить одеваться и держать себя в обществе! Как будто у Сильвии не хватало денег заплатить за жилье! Мысли у меня путались. Что меня удивляло больше? Неожиданное величие души Фредерики или поведение Сильвии?
Я устроился в кресле и залпом опорожнил бокал шампанского. В конце концов, если Фредерике нравится разыгрывать из себя благодетельницу, это ее дело! Подошли Сильвия и Флора и сели рядом со мной. На фоне музыки, исторгаемой проигрывателем, я отчетливо слышал их диалог, выделявшийся из гула других разговоров.
Флора говорила:
— Вы мне очень понравились в фильме. По правде говоря, вы почти затмеваете Фредерику.
— Вы очень любезны, но я знаю, что это неправда, Фредерика — великая актриса, и я восхищаюсь ее талантом. Я ей не ровня и никогда не смогу сравниться с ней…
Теперь у нее был приступ скромности. Это совсем не шло ей, но она, должно быть, находила забавным играть роль актрисы, какой она хотела стать. Я ухмыльнулся сам себе, как уже изрядно выпивший человек. Все это вдруг показалось мне чертовски комичным. Сцена из фильма. Сильвия продолжала:
— Я всегда недоумевала, почему о вас, лучшей французской певице, так мало говорят.
Флора не заметила, что Сильвия явно переборщила. Смущенно, но не без удовольствия хохотнув, она возразила:
— Я не люблю рекламу. Ненавижу выставлять себя, хотя без этого в моей профессии нельзя, так же как и в вашей. Мне не раз предлагали работу за границей, но я отказывалась, из–за Вилли… Я не смогла бы расстаться с ним…
Она повернулась ко мне и добавила уже громче:
— Если только он сам в один прекрасный день не откажется от меня…
Подошла очередь моей реплики. Я встал, обнял Флору и, чмокнув ее в шею, проворковал:
— Я никогда тебя не брошу, любовь моя. Одновременно я видел Сильвию, глаза Сильвии, грудь Сильвии, пальцы Сильвии, судорожно сжавшиеся в кулаки. Я встал и, обозленный, отправился искать выпивку. Что со мной происходило?
Пока шла предварительная работа над фильмом, я часто виделся с Сильвией. Мы обычно встречались в кафе или у Фредерики, или у Легофа: обсуждали диалоги, монтажные листы, костюмы, крупные планы. Однажды, у Фредерики, Сильвия попросила прорепетировать с ней сцену. Я взял рукопись и начал подавать реплики.
Это была банальная любовная сцена. Обмен клятвами в вечной любви, завершающийся объятиями. Реплики Сильвии были столь выразительны, столь эмоционально убедительны, что я, незаметно для себя самого, увлекся ее игрой. В конце сцены она говорила мне:
— Любовь моя, все, что ты делал до сих пор, не имеет значения. Женщины, которых ты любил или еще любишь, не в счет. Важно лишь настоящее. Важно, что ты обнимешь меня, крепко прижмешь к себе так, чтобы я задохнулась, покроешь мое тело поцелуями, всё забудешь и меня заставишь забыть обо всем…
Она подошла, прижалась ко мне всем телом, и я, стесненный рукописью неловко обнял ее за талию. Это была только репетиция, кинопоцелуй, и все же я не в силах был удержать выскальзывавшую у меня из пальцев тетрадку. Когда мы разомкнули объятия, я не осмеливался взглянуть на Сильвию. Мне было стыдно за волнение, которое она во мне пробудила, за слабость, которую я почувствовал в себе.