Ее любовь—комедия! Никаких сомнений: все то время, пока мы были вместе, она водила меня за нос, а я, жалкий идиот, ни о чем не догадывался! И поделом мне! Исковерканная жизнь, лопнувшая карьера — вот плоды ее деятельности. Зачем надо было приезжать и рассказывать все это, лишать меня иллюзий, которые я еще питал относительно нее? Зачем?
Она встала.
— Ты сейчас свободен?
— Да.
— Отлично. Поедем, познакомишься с Мишелем, и вы начнете работу, а я тем временем подготовлю твой контракт.
Мне хотелось убить ее сию же минуту, но я не шелохнулся, — я снова струсил. Как я себя ненавидел, идя за ней! У подъезда нас ждала роскошная приземистая машина «Эспада Ламборгини». Типично пижонский автомобиль. Она села за руль, совершив маневр, выбралась со стоянки, с весьма впечатляющей уверенностью провела машину через весь Париж и выехала у Шарантонского моста на автостраду.
Было шесть вечера. Десятки машин беспрестанно обгоняли одна другую то слева, то справа от нас.
Сильвия сказала:
— Помнишь, как я струхнула в твоей «Ланче» первый раз?
Я помнил прежнюю Сильвию, пугливую, нелюдимую, нагловатую девчонку, маленькую дикарку, которую я нарек Сарман, боявшуюся зайти в шикарный ресторан. Импульсивный ребенок, чьи выходки приводили меня в восторг, каждое ее лестное слово в мой адрес я принимал за чистую монету. И все это оказалось фальшью, гнуснейшей ложью. И брат тоже? Желая–таки выяснить все до конца, я внезапно спросил:
— Как поживает твой брат?
— Мой брат?
Она почти тотчас же продолжила:
— Очень хорошо, он занимает важный пост в провинции.
Но ее секундное замешательство не ускользнуло от меня. У Сильвии никогда не было брата. Невероятно. И все это выяснялось лишь шесть лет спустя. Несмотря на два года совместной жизни, я совсем ее не знал.
Она прибавила газ, обогнала одну за другой три солидные машины. Я взглянул на счетчик и поежился: 230! Она заметила мое беспокойство, рассмеялась, прибавила еще. Снаружи свистел ветер, мы обставляли все машины, как черепах, и я умирал от страха. Справа показалась второстепенная дорога, которая, я знал, ведет в Ла–Варен. Не сбавляя скорости, Сильвия вошла в вираж, ударив по тормозам. Резкий поворот руля — и вот мы уже катим по дороге на Ла–Варен. Я вытащил платок, вытер пот.
— Это ведь ты приохотил меня к скорости. На этой «Ламборгини» я могу выжать все 250. Разумеется, днем я никогда не рискую, но ночью… Возвращаясь из театра, когда дороги пустынны, я отвожу душу! Семь минут — и я дома! Да и напряжение это снимает получше, чем холодный душ.
Она сбросила газ и остановилась — я глазам своим не поверил — перед моим бывшим домом. Оторопевший, я вылез из машины, и лишь тогда она бросила мне:
— Я выкупила твой дом. Он так мне нравился.
Когда мои ноги ступили на гравий аллеи, решение было принято: я убью ее. И я знал, как.
Каждый вечер, возвращаясь из театра, она выжимала из машины 250. Каждый вечер она заходила на поворот, резко ударяя по тормозам. Автомобильная катастрофа на такой скорости смертельна.
Я познакомился со своим преемником Мишелем Барро. Очень молодой, безусловно моложе Сильвии, он, казалось, порядком смутился при моем появлении, но довольно скоро мы прониклись симпатией друг к другу. Он смотрел все мои фильмы, и они ему нравились. Он прочитал мне свой сценарий, завязался разговор. Я невольно озирался вокруг, пытаясь разглядеть за новым убранством мое бывшее жилище. Затем я принялся изучать Барро. Было видно, что он старается понравиться мне. И было видно, что он кого–то или чего–то ждет. Я убедился в этом, когда зазвонил телефон. Он вскочил, прошел передо мной, не извинившись, снял трубку, заговорил приглушенным голосом, словно боясь, что я подслушаю.
Я встал, облокотился на подоконник, созерцая пейзаж, который прежде ежедневно был у меня перед глазами, когда я вставал и подходил к окну.
Барро снова сел, извинился. Мы работали примерно до восьми, а потом он сказал:
— Вы останетесь на ужин.
Я хотел было отказаться, но он настоял.
— Да, да, мы поужинаем в мужской компании. Сильвия через полчаса уедет в театр. Она ест там, на месте.
Я согласился и похвалил единственную его пьесу, которую видел, хотя на самом деле нашел ее весьма скверной. Он засмущался.
— Вам нравится писать для кино? — спросил я.
— Да. Это так непохоже на театр. В кино все время что–то меняют, отказываются от многих сцен, а затем восстанавливают их в прежнем виде. Да и доходы здесь выше, чем в театре, хотя усилий затрачиваешь меньше.
— Действительно, — согласился я. — Дело это выгодное. Доказательство…
Я показал на себя, и у него хватило такта не рассмеяться этой мрачной шутке. Денег он мне не предложил и правильно сделал, потому что его подачку я бы принял без малейшего угрызения совести. Однако к чему возлагать на этого юнца вину за грехи Сильвии? Было очевидно, что он подвернулся ей под руку в неудачный для себя момент, и Сильвия, угадав в нем будущую знаменитость, сочла весьма выгодным выйти замуж за подающего надежды литератора. Чудачка Сильвия. Которую я решил убить. Я сделаю доброе дело, избавив от нее киностудии, освободив от нее Мишеля Барро: она уйдет в зените славы. Никаких торжественных проводов для Сильвии, дамы и господа. Все будут скорбеть о смерти Сильвии, а начинающим актрисам будут ставить в пример ее упорство в достижении цели…
В одиннадцать Барро повез меня домой на моем скромном «Фольксвагене», Мы стали лучшими друзьями. В конце концов ничто так не сближает мужчин, как факт пребывания в браке с одной женщиной
Несколько дней подряд я по вечерам ездил работать в Шенвьер. Барро сам приезжал за мной, а на ночь отвозил назад. Я свыкся с принятым здесь распорядком. Живущие неподалеку слуги — их было трое — в десятом часу уходили домой. Оставшись один, Барро обычно смотрел ночные теленовости, а затем поднимался наверх, в мою бывшую спальню. Он спал, как спят в его возрасте: крепким глубоким сном.
Сильвия возвращалась на своей роскошной «Ламборгини» лишь в два часа ночи. Поставив машину в гараж, шла спать, тоже наверх, предварительно приняв снотворное. И еще: во вторник спектакля у нее не было, свободный день. Это я тоже учел.
Оставалось только алиби. Его предоставит мне Франсуаза, непроизвольно. Она спала в дальней комнате и могла подтвердить, что уже много лет подряд я каждый вечер ложусь в десять и сплю как сурок, пока она не вытащит меня из постели около восьми утра. Она тоже отличалась тяжелым сном.
Однажды вечером, в пятницу, заранее узнав расписание автобусов на Ла–Вареи, я лег, как всегда, в десять. Через час, когда служанка крепко уснула, я встал. В темноте, в полной тишине оделся, взял сумку, куда я положил кое–что из моего ящика с инструментами, и бесшумно выскользнул из квартиры. Я поймал такси и поехал сначала в театр, где играла — и не без успеха — Сильвия. Я хотел убедиться, что она не заболела… «Ламборгини» стояла ни своем обычном месте, неподалеку от служебного входа. Прекрасно. На другом такси я доехал до Венсенских ворот. Пешком дошел до замка и сел на 121–й автобус. Вышел у Шенвьерского моста около полуночи. Не торопясь, преодолел отрезок пути мост — вилла и бесшумно открыл решетку специально изготовленным для этого ключом. Освещенные окна второго этажа указывали на то, что Мишель Барро еще не спит, но для меня он опасности не представлял. Я запер решетку, весьма довольный своими способностями взломщика, и, пройдя по краю газона, очутился в глубине сада, где — я знал—находилась мастерская. Закрывшись там, я стал ждать возвращения Сильвии.
Сидя в зловонной темноте, я принялся размышлять над своим поступком. Я собирался убить Сильвию и не ощущал при этом никакого волнения. Мне казалось, убив ее, я совершу богоугодное дело. Сильвия предала меня, как предала многих других, принесла несчастье и мне, и Флоре… Она заслужила смерть. Я был столь же хладнокровен, как палач, начищающий до блеска нож гильотины. Я размышлял. Убил бы я ее шесть лет назад, узнай я, что она меня обманывает? Отвечу: нет.