В центре одного из залов экспонировалось гениальное полотно Рембрандта «Возвращение блудного сына».
Из глубины сумрака холста льется таинственный свет. Он мягко обволакивает фигуру слепого отца, шагнувшего из тьмы навстречу сыну, который припал к коленям старика, прося прощения. Окружающие как бы застыли в ожидании его слов. Но слов нет. Только руки, зрячие руки отца, ласково ощупывают дорогую плоть. Молчаливая трагедия узнавания, возвращенной любви, столь мастерски переданная художником.
И вдруг произошло чудо. Луч юпитера упал на холст. С неведомой ранее силой заблистали краски картины — будто ожили и без того удивительно живые фигуры. Ожил спокойный и казавшийся темным фон. Под лучами яркого света зрители увидели новые фигуры, детали доселе незримой архитектуры.
Весь задний план обрел новую жизнь: золотистый, он появился и замер в лучах прожектора.
Резкий щелчок вывел всех из оцепенения — свет погас. Снова перед публикой была знакомая композиция с приглушенным фоном, с привычным темным колоритом.
Что же случилось?
За миг пролетело три с половиной века. Исчезла патина времени, и мы оказались у только что написанного холста. Все на мгновение увидели Рембрандта, пишущего этот холст, полного сомнений и раздумий. Художника, безжалостного к себе, способного уничтожить любую деталь во имя целого; неистового гения, прожившего жизнь, полную тревог и страданий, и создавшего этот огромный холст в шестьдесят три года, накануне смерти.
Год 1669-й. В книге записей Вестеркирке помечено: «4 октября 1669 года похоронен Христа ради Рембрандт ван Рейн».
Художник был погребен рядом с преданной своей подругой Хендрикье Стоффельс, прошедшей с ним дорогу жизни, полную лишений.
В последний путь Рембрандта провожал один человек — его дочь Корнелия. Стряпчий, составивший опись имущества, записал: «Десяток колпаков, три фуфайки и предметы, необходимые для живописи». Шестьдесят картин, триста офортов, две тысячи рисунков не были занесены в реестр: они были давно заложены, проданы, прожиты.
Едва ли на свете есть художник, о котором написано столько книг, статей, пьес, отснято столько фильмов, где он справедливо причисляется к сонму величайших творцов мира. Одна беда, что все эти восхваления написаны через многие годы после трагической кончины художника…
Старые ивы шумят под напором свежего, пахнущего морем и сеном ветра. Ветер водит в небе стада облаков, крутит крылья мельниц, гонит волны по зеленому морю лугов, сносит в сторону одинокую цаплю, взлетевшую над каналом.
Рембрандт бредет по широкому полю. Его окружает светлый, будто кованый из серебра мир. Неяркие лучи солнца, закрытого бегущими облаками, тают в прозрачном, насыщенном влагой воздухе. У ног снуют юркие ящерицы; на плечи, поблескивая крыльями, садятся стрекозы. «В отечестве ты откроешь, — думает Рембрандт, — так много любезного сердцу, приятного и достойного, что, раз отведав, найдешь жизнь слишком короткой для правильного воплощения всего этого. И на самых ничтожных вещах можно научиться осуществлять основные правила, которые окажутся пригодными для самого возвышенного».
Возвращение блудного сына.
Внезапно лучи солнца прорвали перламутровую плотину облаков, хлынули на землю. Вмиг преобразился лик природы. Ярко загорелись заливные луга, серебром заиграла рябь канала, и даже темные кущи камыша стали отливать старой бронзой. Зарумянилась черепица на белых домиках. Казалось, сама земля раскрыла натруженные ладони, собирая в пригоршни редкие дары тепла.
Рембрандт, очарованный дивной картиной, остановился. Резкий ветер сорвал шляпу, распахнул плащ, растрепал длинные кудри.
Но вот снова померкли краски пейзажа. Только в темных водах канала дрожали затерявшиеся блики света.
Рембрандт поднял шляпу, вытер лицо и зашагал к городу. Наутро дилижанс мчал молодого художника в Амстердам. Это был 1631 год.
Мастерство молодого Рембрандта из Лейдена уже давно замечено публикой и художниками.
«Этот гений — прямо от сохи, — пишет один из современников. — Если мы спросим, у кого он учился, то узнаем, что родители из — за отсутствия средств могли дать ему лишь самых обычных учителей. Так что юноша обязан всем только себе… Заслуживает порицания его отказ посетить Италию, где бы он мог достичь вершины искусства, но он утверждает, что, будучи в расцвете сил, не имеет для этого времени».
Рембрандт не послушал ничьих советов. Он рисовал и писал как одержимый.
В Лейдене молодой художник создает картины, которые сделали бы честь зрелому мастеру. С редкой силой он раскрывает в них свое могущественное владение светом. Его «Христос в Эммаусе» сочетает таинственность сюжета с абсолютно реальными средствами решения.
Реальность и сказка. Обыденность и неудержимый полет фантазии. Откуда это у простого парня?
Долгий зимний вечер. За окном метет вьюга. На чердаке старого дома стонут балки, и слышно, как на крыше скрежещет ржавый флюгер. Как славно тогда сидеть у жарко натопленной печи и слушать рассказы соседа-моряка о далеких чудесных краях, где бушуют горячие бури, где мимо древних храмов и роскошных пальм проходят караваны слонов, груженных драгоценными тканями, пряностями и золотом.
Автопортрет Рембрандта с Саскией на коленях.
Неторопливо, как ручей, журчит рассказ, вьется дымок из диковинной трубки старого матроса, злыми огоньками горят глаза обезьяны, сидящей у него на плече.
На миг затихает метель, раздается уютная песнь сверчка. Поблескивают чисто вымытые изразцы печи, звякают тяжелые фаянсовые кружки с крепким пивом.
Широкоплечие, с покрасневшими потными лицами, сидят горожане. Они-то знают цену болтовне старого бродяги; довольно усмехаясь, подливают пиво в его быстро пустеющую кружку, кормят орехами обезьяну.
А моряк продолжает рассказ. В пламени свечи его темное, обветренное лицо с запавшими глазами, глубокими морщинами на лбу и с провалом беззубого рта похоже на античную маску. Он не слышит смеха соседей, он сейчас там, за стеной ураганов и тайфунов, в стране обетованной.
Эти рассказы юный Рембрандт запомнил на всю жизнь. Они оставили у него неизгладимую любовь к таинственному Востоку, к легендам и сказке, сотканным из правды и вымысла.
Простой уклад в доме мельника не мешал ему жить в мире грез. Бродя по берегам, заросшим осокой, забираясь на мельницу, слушая мерное посапывание тучных коров, мальчик мечтал о полуденных странах. А когда повзрослел и стал рисовать, соседи смеялись над ним.
Но Рембрандт был упрям. Он искал свое солнце, превращающее простую дорожную пыль в золото, крестьянку — в царицу, а немощного старика — в пророка. И он нашел свое солнце. Оно зажглось в очарованной душе.
Вглядитесь в «Автопортрет», написанный в 1627 году. Художнику еще нет и двадцати двух лет. На нас глядит парень с крепкой мужицкой шеей. На его энергичном добродушном лице пытливые, острые глаза. Превосходно вылеплен этот портрет, он как бы облит мерцающим светом. Манера письма Рембрандта уже глубоко индивидуальна, его мазок уверен, полон силы, он лепит форму сочно, словно следуя совету Иорданса: «Надо весело класть краску». И он пишет широко, густо. Вот что писал архитектор XVII века Мансар: «Картины Рембрандта перегружены красками, он редко сливал краски, накладывая их одна на одну и не смешивая».
Даная.
Откуда было знать Мансару, что Рембрандт предвосхитит живопись импрессионистов XIX века? Недаром Рембрандт всегда просил заказчиков повесить картины таким образом, чтобы зритель мог рассматривать их с далекого расстояния.
Рембрандт был необычайно темпераментным живописцем. Овладевавший им порыв заставлял его порой писать на холсте сразу, без обычной подготовки, без рисунка. Это новаторство было возможно только при феноменальном владении формой.