… Одним из редких качеств Брюллова была необыкновенная доброжелательность к коллегам-художникам.
Всем известно его отношение к Федотову, который, будучи молодым начинающим живописцем, пришел к великому мастеру и встретил с его стороны поддержку и внимание…
Прошло несколько лет, и вот Федотов снова у Брюллова.
Вот выдержка из письма Федотова к Погодину после посещения тяжело больного художника:
«Милостивый государь Михаил Петрович!
Извольте получить ответ на ваш вопрос. Перед тем, как представил я первые картины в Академию, я так давно не бывал у Брюллова, что и не видал, как он захворал и как дошел до отчаянного положения, в каком его находили и каким я сам нашел его, когда по его зову явился к нему с Басковым. Худой, бледный, мрачный сидел он в Вольтере; перед ним на полу приставленные к стульям мои две картины: «Кавалер» и «Разборчивая невеста». «Что вас давно не видно?» — был первый вопрос Брюллова. Разумеется, я отвечал, что не смел беспокоить его в болезни. «Напротив, — продолжал он, — ваши картины доставили мне большое удовольствие… И поздравляю вас, я от вас ждал, всегда ждал, но вы меня обогнали.
Портрет археолога Микель-Анджело Ланчи.
Какую предельную честность и простоту души надо иметь, чтобы сказать всего лишь три слова: «Вы меня обогнали».
… В один из серых петербургских дней, когда доктора разрешили Брюллову после семимесячной болезни покинуть постель, он попросил придвинуть вольтеровское кресло ближе к трюмо, потребовал принести в спальню мольберт, палитру, кисти.
Вмиг наметил он на картоне рисунок головы, руку…
С вечера он повелел не пускать к нему на другой день никого!
«Автопортрет» Брюллова 1848 года… Художник на пороге пятидесятилетия.
Живописец только что перенес тяжелую болезнь.
Но не только недуг отнял у него краски лица и блеск глаз.
Усталость.
Постоянная, неуходящая.
Она залегла в тревожных складках крутого чистого лба, она притаилась в пепельных, некогда блестящих золотых кудрях.
Усталость во вздутых венах тонкой руки, плетью повисшей на подлокотнике кресла.
Усталость в самом колорите полотна, в сочетании черных, красных, восково-бледных тонов.
Время.
Зрелость.
Пора жестоких переоценок, пора разочарований и потерь — вот истинные слагаемые этого образа…
Мастерство Брюллова в эти годы достигло совершенства.
Его кисть поистине виртуозна.
Ведь этот дивный портрет написан всего за каких-нибудь два-три часа!
Живописец в одно касание решает тончайшие пластические задачи — и перед нами шедевр!
Но почему же тогда глаза художника так безрадостны, почему в них нет сияния, удовлетворения творца?
Почему они так тревожны? Почему так пристально всматриваются они в зеркало?
Может быть, потому, что Брюллов впервые за всю полувековую жизнь именно в эти два часа, именно в этот миг так остро ощутил бег времени, так обнаженно оценил свои потери, так чутко понял суть безвозвратно упущенных лет.
Может быть, в эти короткие часы перед художником промелькнула вся его жизнь?
… Многое не свершилось.
Не сбылась заветная мечта художника оставить родине картины, в которых была бы видна вся ее жизнь, самое сокровенное — судьба народа, великая история России…
О, как он мечтал заткнуть глотку светской черни, болтавшей в своих золоченых бонбоньерках-салонах об угасании его таланта!
О, как он мечтал уйти от мелочной и тем не менее тяжкой опеки царя, от неотступного взора монарших глаз!
Снова наступит завтра.
Наступят будни.
И снова все быстрее и быстрее закрутится неумолимое колесо столичной жизни, пестрая череда успехов, неискренних похвал и соболезнований.
Два часа в жизни художника.
Как это ничтожно мало и как это много, если вдуматься в суть бытия!
Когда вдруг с ослепительной ясностью ощущаешь, что рок несет твою утлую ладью по воле недобрых волн и злого ветра и что у тебя самого нет сил остановить этот бег.
… Привычно ходит кисть, и за считанные минуты на картине возникают черты больного, бесконечно усталого человека.
Бьют часы.
В роскошной мастерской тихо.
Шум Петербурга не проникает в этот приют муз.
Но это только кажущийся покой.
Брюллов предельно одинок в этом огромном городе.
Он одинок и неустроен, этот великий художник, покоривший Рим и заслуживший триумф на родине.
Он несчастлив, этот человек, которым восхищались тысячи людей, перед которым преклонял колени сам Пушкин!
Он одинок.
Горько, напряженно глядят на нас с «Автопортрета» глаза великого художника.
Но мы знаем, что Брюллов не одинок…
Об этом говорят сотни его великих творений — его детей.
Об этом говорят сотни тысяч почитателей его таланта, заполняющих залы наших музеев, любующихся его шедеврами.
АЛЕКСАНДР ИВАНОВ
Иванов являлся человеком, по
своим стремлениям
принадлежащим к небольшому
числу избранных гениев, которые
решительно становятся людьми
будущего… Мы потеряли
великого художника и одного из
лучших людей, какие только
украшают собою землю.
Надо было быть поистине художником с исключительным дарованием, обладающим необыкновенной духовной чистотой, чтобы исторгнуть из сердца самого Чернышевского — сурового, непримиримого ни к каким давлениям извне, крайне честного и прямого человека — слова, послужившие здесь эпиграфом, слова, сказанные деятелем, испытавшим при жизни, пожалуй, все жестокое и страшное, что может быть дано смертному, и все же произнесшему этот панегирик творцу картины, которая не принесла художнику суетной сиюминутной славы, но зато оставила след в веках как подвиг духа и гения.
Да, Александр Иванов в истории русской живописи личность огромная, хотя понять неохватное значение этого мастера в формировании русской национальной школы искусства — задача непростая.
А ведь роль его была первейшая и архиважная по величию этической задачи, по несению тягот бремени, ответственности перед родиной и народом.
Только теперь, по прошествии многих лет, начинает все объемнее и грандиознее представать перед нами фигура создателя колоссального полотна, посвятившего ему всю свою творческую судьбу, по существу отдавшего ему свою жизнь.
Задача сегодня — попытаться понять величие подвига Александра Иванова, постараться распознать те тайные пружины, которые двигали его судьбой, разглядеть и осмыслить далекую эпоху, в которой довелось жить и писать мастеру.
Ведь Александр Иванов родился в 1806 году, уже юношей он постиг гениальные строки Пушкина, ему посчастливилось встречаться и дружить с великим Гоголем, он пережил вместе со своими сверстниками трагедию гибели декабристов.
Именно Александру Иванову пришлось испытать на себе всю тупую, казенную силу давления николаевского режима, при котором были морально сломлены такие великолепные живописцы, как Федотов, ушли раньше из жизни такие поэты, как Пушкин и Лермонтов.
Биографическая ткань судьбы Александра Иванова внешне скупа. Со времени поступления в петербургскую Академию художеств до самой кончины вся жизнь его отдана служению искусству.
В 1831 году он, пенсионер Академии, приезжает в Рим, где прилагает все силы к созданию гигантского полотна «Явление Мессии», над которым трудится с 1837 по 1857 год.
В 1858 году художник привозит свой холст на родину в Петербург.
Он не застает там в живых ни родных, ни старых друзей.
Его картина «Явление» встречена прохладно.
В июле 1858 года живописец скоропостижно скончался.
Вот пунктирно весь его путь. Труд, самоотверженный труд во имя прославления отчизны отмечает его подвижничество, одиночество.