Поленов писал жене в Москву:
«Как мне приятно слышать про Левитана, что он в хорошем настроении, хочет работать и доволен тем, что был на обеде. И я остался доволен… Какой-то молодостью повеяло…»
«Поленовские вечера».
Эти встречи сблизили Репина, Сурикова, В. Васнецова, молодежь — братьев Коровиных, Врубеля, Серова, Левитана, Пастернака, Архипова и других.
Всех этих разных людей объединяла любовь к искусству, к труду и, главное, к России.
Наступило очередное лето, и художник с Кувшинниковой, вместе с Ликой Мизиновой, новой знакомой Левитана, поселяются на даче в Тверской губернии в Затишье.
Недалеко от Затишья Левитан нарисовал старую плотину через реку. Об этой запруде ходила легенда.
Бывая здесь, Александр Сергеевич Пушкин прослышал рассказ о красавице, дочке мельника Наташе, утопившейся в омуте от несчастной любви… Пушкин использовал этот сюжет для «Русалки».
Все лето работал Левитан над картиной «У омута».
«Как беден наш язык! — Хочу и не могу. — Не передать того ни другу, ни врагу, что буйствует в груди прозрачною волною».
Эти стихи Афанасия Фета могут символизировать постоянную неутоленность желаний Левитана изобразить всю красоту Отчизны.
Пример неугасимой тоски, неудовлетворенности чувств мучительно сомневающегося в конечных результатах своего труда художника.
Творчество вдохновенное и бескомпромиссное, не знающее жалости, полное тревог и сомнений, — вот истинный мир искусства Исаака Левитана.
Живописец любил читать друзьям строки Фета:
Исаак Ильич жил летом 1892 года в деревне Городок близ Болдина Нижегородской железной дороги. И опять хорошо пишется в этих краях.
Художник счастлив… Случилось так, что однажды, возвращаясь с Кувшинниковой после охоты домой, они вышли на старое шоссе.
Вечерело… Перед глазами Левитана лежала Владимирка, уходя в сумеречную даль. Родился сюжет.
Душа мастера особенно остро реагировала на окружающее. Решение было принято мгновенно.
Несколько дней подряд Левитан писал с натуры холст, став неподалеку от голубца, который мы после отчетливо видим на картине.
«Владимирка».
Дорога печали. Ненависти. Страха. Жестокости…
Вот что такое этот тракт, по которому гнали тысячи на каторгу. Всякий шел туда народ.
И душегубцы, и душелюбы.
На картине не видно толпы колодников.
Нет конвойных, лениво покрикивающих на отстающих.
Пустынно.
Вьются малые тропки вокруг главной дороги горя. Гудит ветер по диким полям, вдали синеет лес.
Вроде тишина и благодать. Но вглядитесь, вслушайтесь… И вы тут же ощутите звон кандальный, тяжко гремящий над всем этим свободным пространством.
… Судьба не заставила ждать ударов, и вскоре прозвучали слова приказа свыше, по которому все без исключения евреи должны покинуть Москву.
А как же Левитан? Слава нашей русской живописи, признанный лидер пейзажистов?
Владимирка.
«Нет исключения!» — заявил пристав.
… Истина такова.
В сентябре 1892 года живописец уезжает из Москвы, но вскоре после вмешательства друзей Левитан возвращается в начале декабря домой и продолжает писать свои чудесные полотна.
Но нельзя не заметить, что этот эпизод в биографии пейзажиста стоил ему немалых хлопот и беспокойства.
Чтобы написать в злые годы реакции девяностых годов такое полотно, надо было обладать большим гражданским мужеством.
«Петербургская газета» цинично писала: «Темой для картин служит природа России. Выбраны самые неприглядные «серые» мотивы.
Что может быть скучнее «Владимирки — большой дороги» г. Левитана».
Скучно, господин Левитан!
Коротко и ясно!
Самое поразительное, что обычно мирная муза Левитана, не зная ничего о предстоящих событиях, подвигнул а кисть художника на создание «крамольного» холста «Владимирка».
Через два года Левитан и Кувшинникова уезжают на лето в глухие края станции Троица и села Доронино. Здесь было суждено художнику собрать новый запас наблюдений и знаний.
Озеро Удомля — студеное, кристально чистое, спокойное. Огромный светлый небосвод с тихо движущимися громадами облаков создавал настроение непреходящей вечности, мира, покоя… Левитан писал этюды, рисунки, эскизы, собирал материал, который послужил ему для создания нового шедевра.
Все передвинуто, переставлено художником в пейзаже во имя выразительности композиции. Громадное, былинное, лежит спокойное, как гладь зеркала, озеро Удомля.
Лишь легкая рябь указывает, что оно живет и дышит.
Плывут грозовые тучи, зловеще, никуда не торопясь, они занимают уже больше, чем пол неба.
«В ней я весь, — пишет Третьякову о картине «Над вечным покоем» Левитан. — Со всей своей психикой, со всем моим содержанием».
Этот холст, созданный в 1894 году, — вершина тихого диалога «с глазу на глаз» с русской природой, который вел живописец.
Над вечным покоем.
Левитан торопится жить.
Уезжает весною, в марте 1894 года, за границу. Лечится.
Вена. Ницца. Париж.
«Воображаю, какая прелесть у нас на Руси — реки разлились, оживает все. Нет лучше страны, чем Россия! Только в России может быть настоящий пейзажист. Здесь тоже хорошо, но бог с ней», — пишет он Аполлинарию Васнецову.
Вернувшись, он словно обретает второе дыхание.
Пишет запоем.
Осень, благодатная, багряная, золотом расцветает в его полотнах, горит особо яркими красками.
Художнику тридцать пять лет.
Уже давно позади юность, первые годы творчества. Настает этот странный, но удивительный 1895 год. Он как будто подводит некий итог. С одной стороны, у Левитана невиданный приступ меланхолии, он жалуется на это в письмах, полных горестного отчаяния. В июне этого же года, вконец заблудившийся в сложнейших отношениях с Турчаниновой и ее старшей дочерью, художник покушается на самоубийство.
Он после говорит в письмах о себе как о больном, разбитом физически и морально человеке. Он тоскует и сетует, что «захандрил без меры и грани, захандрил до дури, до ужаса».
Исаак Левитан в отчаянии. Казалось бы, его творчество гибнет.
Но, о чудо!
Как бы назло всем этим дрязгам, трагедиям и драмам художник пишет полные чистой и светлой прелести жизни холсты «Март» и «Свежий ветер. Волга».
В чем разгадка?
Ведь «Март» как раз и написан в ту пору, когда Левитан говорил Третьякову, что у него «нервы так разбиты, что даже трудно обсудить будущее».
И снова Левитан наедине с природой находит в ней спасение и надежный оплот, укрепляющий его веру в людей и себя.
Работа, труд, творчество — вот лучшие лекари художника.
Левитан меньше чем за четверть века написал около тысячи картин, этюдов, рисунков, эскизов.
Его строгость и неумолимость к недоделкам поражали всех.
Вот что он сказал С. П. Дягилеву:
Март.
«Дать на выставку недоговоренные картины… составляет для меня страдание, мотивы… мне очень дороги, и я доставил бы себе много тяжелых минут, если бы послал их».
Гармония, красота, добрая широта природы врачевали сердечные болезни Левитана, лечили его, давали новые силы.
Итак, 1895 год прояснил многое.
Поэтичен язык музы Левитана.
Ему не свойственна постоянно повышенная гамма палитры импрессионистов, власть голубых и синих тонов, которая бесконечно приятна, но идет иногда в ущерб глубине проникновения художника в настроение пейзажа.
Пленэр решается Левитаном мощнейшей цветописью.
«Март» Левитана — своеобразный манифест русского пленэра, который дал благодатную почву для развития таких мастеров, как Грабарь, Юон, Ромадин.