Мария сердито поджимала губы и начинала всё сначала…
— Ну, что ж, — сказал однажды Николай Фёдорович, кое-чему научилась. — Поработай в чёрно-белом цвете в полную силу. Пусть пальцы привыкнут. Они у травильщиков должны за мыслью и за глазом идти сами по себе. Только ты подумаешь, только в мыслях увидишь, а пальцы уже делают. Так и до цвета с тобой доберёмся. Главное, чтобы пальцы верили, что они умеют. Чтобы работали, на голову не оглядываясь. Как оглянутся, так и ткнут не туда.
И Мария работала, работала, работала…
Наступила осень. Пожелтела и опала листва. Пошли дожди. Пальцы Марии научились точно держать инструмент. Кисточка в её руках не дрожала.
Выпал снег. В садах и парках он лежал пушистый, голубоватый. А глаз у Марии стал уже быстрым, намётанным. Только разок взглянет на клише — и сразу видит, что надо, делать.
Где при печати должна краска лечь погуще, где, наоборот, черноту надо ослабить. А где и вовсе убрать.
Потом снег осел. На улицах вдоль домов появились натянутые верёвки с красными флажками — ограждения. С карнизов обивали сосульки. Мария работала над чёрно-белым клише, а Николай Фёдорович был ею доволен.
Весна разбудила дремавшие цвета.
Ярко зазеленели газоны.
Красили к празднику дома.
На углах продавали маленькие букетики фиалок, нежные нарциссы на тонких стебельках.
Прохожие сменили тёмные зимние пальто на яркие весенние.
Мария подошла к Николаю Фёдоровичу:
— Когда же, Николай Фёдорович, дадите мне с цветом работать?
Мастер посмотрел на неё задумчиво и неожиданно спросил:
— Какого цвета Нева?
Мария не смогла сразу ответить. Потом сказала:
— Серая, наверно…
— Гм… Бывает и серая, а бывает и не серая… — Николай Фёдорович посмотрел на Марию серьёзно: — Присматривайся к цвету. Всегда. Везде. Пригодится.
Вечером Мария подошла к Неве, посмотрела и замерла поражённая.
Под загустевшим небом река была не серой, а синей-синей. А противоположный берег подёрнут дымкой.
Мария стояла, облокотившись на парапет, и смотрела.
Зашло солнце. Небо и вода стали быстро темнеть, густеть.
Почернел противоположный берег.
Вода стала хмурой, серой, и только на гребешках волн оставались лёгкие синие блики.
«Неужели я не видела этого раньше? — подумала Мария. — Да нет, видела!»
Когда Маша была маленькой, она жила вместе с родителями в деревне Садки. Здесь всё-всё вокруг было разным: и тёмный бревенчатый дом, и маленькая речка-речушка с песчаными берегами и прозрачной водой, в которой мелькали весёлые тени-рыбёшки. И высокие сосны над речкой.
И вот семья переезжает в город. Прощай, речка! Прощайте, сосны!
Пока добирались до станции, Маша очень устала и заснула. А утром проснулась в шумном тряском вагоне.
За окошком было утреннее унылое небо.
Поезд прогрохотал над мутной речкой по железному мосту, пробежал вдоль высоких хмурых заборов и остановился.
— Приехали, — сказал отец.
Город Маше не понравился. Улицы были серыми, словно нахохлившиеся воробьи.
Потом в незнакомой комнате папа и мама распаковывали и раскладывали вещи, а Маша сидела у мокрого окошка, смотрела на пустой серый двор и вздыхала, вспоминая родную деревню, синюю речку-речушку, золотые сосны и жёлтый прибрежный песок.
Грустно было Маше на новом месте. Грустно и неуютно.
А утром папа повёл Машу посмотреть город.
Что за чудо?
Улица была совсем не вчерашней, и дома другими, и прохожие не хохлились, как воробьи. Они шагали, постукивая каблуками по каменным плитам, и все до одного улыбались.
По синим оконным стёклам прыгали солнечные зайчики. Дворник сметал с панели синюю лужу, метла в его руках мурлыкала, и лужа тоненько подпевала метле, весело утекая в дырочки люка.
Намытые трамваи радостно перезванивались друг с другом и выбрасывали к небу ярко-голубые искры.
И небо было чистым, синим-синим, таким же, как над маленькой речкой-речушкой дома, в деревне.
Маша вертела головой направо и налево, глядела во все глаза, и улыбка растягивала её рот до ушей. Просто нельзя было удержать её, эту улыбку.
Мария стояла, облокотившись на парапет, смотрела на синеву в волнах и улыбалась. Улыбалась, как тогда, в детстве.
«Удивительно, сколько радости приносит синий цвет, как синее небо создаёт настроение! Оно отдаёт свой цвет воде. И стенам зданий. И парапетам набережных, и зелени садов, — подумала Маша. — Нарисует художник такой вечер. А тебе придётся делать клише. Передать при печати всю игру цвета, блеск волн, свет и тени. Сможешь?» — спросила себя Мария.