Тина тяжело вздыхает и послушно поднимается сначала на задние ноги, потом на передние. Она поворачивает голову в сторону Нины Игнатьевны и ждёт.
Только Балалайку Нине Игнатьевне приходится доить руками. Это трудно и долго. Но ничего не поделаешь — приходится. Балалайка повредила себе вымя на пастбище. Пока её лечили, пришлось доить руками. Вот она и привыкла…
Первые мамины коровы
— Мама, можно я подою коровушку? — просит Таня.
— Ты ещё маленькая, не справишься, — говорит Нина Игнатьевна.
— А когда ты стала доить, ты была большая или маленькая?
— Я была маленькая, но тогда время другое было…
…Трудно жилось Марии Сергеевне с маленькими дочками. Но вот однажды пришла в деревню радость: в совхоз пригнали коров! Вместо угнанных на восток, в эвакуацию, пригнали новых чёрно-пёстрых коров. Сколько рук надо, чтобы ухаживать за ними! Чтобы накормить, чтобы подоить!
Попросилась Мария Сергеевна в доярки.
— А вы умеете коров доить? — спросили у неё.
Не ждала такого вопроса Мария Сергеевна, не умела она коров доить, но не растерялась и ответила:
— Партизанить я тоже не умела, да научилась. А тогда у меня дочки были совсем маленькими. Теперь мои дочки подросли, помогать будут…
Посмотрел директор совхоза на дочек: маленькие, худенькие.
«Ничего себе помощницы!» — подумал он. Но ничего больше не сказал. Да и что он мог сказать! Знал, что людям трудно жилось в послевоенное время.
Так и стали дочки Марии Сергеевны помогать на скотном дворе.
— Давай, Нинушка, давай, Галенька, помогите мне сена да воды принести, мы быстрее и управимся, — подбадривала Мария Сергеевна.
Девочки носили коровам сено, таскали в ведёрке воду с озера. Ведёрко тяжёлое, нести его неудобно: по ногам колотит, ноги водой обливает. Идут-идут, остановятся, отдохнут.
Таких маленьких помощниц тогда было много. В доярки пошли солдатские вдовы. Подросли у них дети, помогали своим мамам… После дойки нальют им по стакану молока — дети рады. И матери рады — детей покормили.
Однажды Мария Сергеевна сказала старшей дочери:
— Вижу, Нина, не терпится тебе научиться коров доить. Ну что ж, садись, попробуй… Сначала хорошенько руки себе вымой, затем корове вымя вымой и оботри. Всё честь по чести. Как полагается. Вот возьми Чернушку, она спокойная и тебя знает, привыкла к тебе.
Вжик-вжик — зазвенели струйки молока о стенки подойника.
Вжик-вжик — наполняется подойник, пушистая пена горкой поднимается на парном молоке.
В девять лет доила Нина уже четырёх коров. Интересно ей было всё делать, как делали взрослые: платочек повяжет, фартучком платье прикроет.
Мария Сергеевна заказала для дочери специальную скамеечку с высокими ножками. Заказала тайно от неё и поднесла как подарок. Не было у детей дорогих магазинных игрушек. И эта скамеечка была большой радостью для маленькой доярки.
И Галя, младшая дочь Марии Сергеевны, тоже попробовала коров доить. Но ничего у неё не получилось. Расплакалась Галя и на коров рассердилась.
— Не будет из тебя толку на скотном дворе, — сказала Мария Сергеевна, — потому что нет у тебя терпения, старания нет.
— Ну и пусть, — ответила Галя. — Я лучше по дому помогать буду.
Так и не получилось доярки из Гали.
А Нина вставала рано-рано. Ещё до солнышка. Ещё роса на траве холодная. И трава от росы белая, как будто лёгким снежком присыпана.
Мария Сергеевна на ферму, старшая дочка — за ней. Ни разу не проспала утром, ни разу её не пришлось будить.
Думала Мария Сергеевна, что устанет дочка от школьных уроков, перестанет ходить на ферму.
Но всё получилось иначе: Нина и в школу ходила, и уроки успевала делать, и спать ложилась раньше, чтобы утром до школы успеть на ферму сходить. Всё успевала и от коров не отказалась.
Хорошая помощница была у Марии Сергеевны!
— Вот видишь, мама, тебе бабушка разрешила доить! Можно, и я попробую…
— Ну, попробуй, — уступила Нина Игнатьевна.
Таня садится к Балалайке с правой стороны. Вжик-вжик… Вот здорово! Получилось!
Но вот Балалайка забеспокоилась, недовольно посмотрела на девочку.
— Встань, Таня, а то она сейчас молоко разольёт…
Она ещё к тебе не привыкла… — говорит Нина Игнатьевна.
Обидно Тане, но ничего, ещё привыкнет к ней капризная Балалайка!
Вот так мама!
— Мама, неужели эта вся квартира нам? — спрашивает Таня.
Она ходит по большой пустой квартире. Её шаги гулко отдаются по всем комнатам.
— Да, Таня, эта квартира для нашей семьи.
— Мама, а правда, такие квартиры и в больших городах?
— Правда. Всё, как в больших городах. Видишь: и кладовка есть, и паровое отопление, и кухня с газовой плитой, и вода — горячая и холодная. Вот здесь мы поставим холодильник, здесь стол… — говорит Нина Игнатьевна. — Только вот эти обои… Надо бы всё по-другому сделать… Я бы сделала не так.
— А ты можешь сделать по-другому?
— Конечно могу.
И Нина Игнатьевна рассказала дочке вот что.
…Пока училась в школе, ходила Нина на скотный двор, помогала коров доить.
— Наверно, я дояркой стану, как ты, — говорила она маме.
А Мария Сергеевна вздыхала да головой качала:
— Тяжело, доченька, всю жизнь коров доить. Трудная это работа. Руки по ночам болят. Тебе бы что-нибудь полегче найти, почище…
Окончила Нина восемь классов, и посоветовали ей идти на стройку. Там она стала штукатуром.
Разведёт извёстку, размешает краски, красит стены, белит потолки, песни поёт.
Хорошая работа, весёлая.
Построишь дом, в него жильцы поселятся. Идёшь вечером — видишь: в окнах свет горит, занавески колышутся. Радуешься — это ты для людей старалась.
Может, так бы и осталась Нина Игнатьевна на всю жизнь штукатуром.
Стала бы хорошим мастером, ударником. Потому что всё, за что берётся Нина Игнатьевна, у неё получается отлично. Может, так бы и осталась на стройке, если бы не приезжала в совхоз на выходные дни.
Приедет отдохнуть, а сама за Марией Сергеевной на ферму идёт. Увидит коров, похлопает их по гладким бархатным бокам. Узнают её коровы, головы в её сторону поворачивают.
Не выдержит Нина Игнатьевна, побежит в моечную, завернёт рукава, повяжет косынку, вымоет руки, схватит два ведра: одно с тёплой водой, другое пустое — для молока — и к коровам.
Вжик-вжик! Вжик-вжик!
О стенки струйка ударяется со звуком высоким, а в дно бьёт с низким. И получается песенка на две ноты. Вжик-вжик! Вжик-вжик! Вкусно пахнет парное молоко — розовой кашкой, росистой травой, медуницей, иван-чаем. Наполняется ведро до краёв, пузырится на нём легкая пена.
Хорошо становится Нине Игнатьевне, радостно. Как будто она снова маленькая девочка, снова маме помогает.
А потом заболит душа. Не хочется на стройку возвращаться. Кажется, что никогда и краски не разводила, и кистью по стенкам не водила, и песен весёлых не пела…
Уезжает из совхоза задумчивая, печальная.
— Что с тобой, дочка? — спросит Мария Сергеевна. А сама подумает: «Это она устала. Не надо было её на ферму пускать».
— Так, мама, ничего. Всё думаю, — ответит Нина.
— О чём тебе думать? Профессия у тебя ладная. Зарабатываешь хорошо. Сама из себя красавица. Жить да радоваться.
Вздохнёт Нина, попрощается, сядет в автобус и уедет. А Мария Сергеевна всё стоит на дороге, смотрит вслед автобусу и никак не может понять: что это такое с дочкой творится?
Однажды приехала Нина в совхоз и больше не уехала.
— Как хочешь, мама, а я здесь остаюсь, — сказала она.
— Не заболела ли? — заволновалась Мария Сергеевна.
— Нет, не заболела.
— Может быть, неприятности какие?