Без порывистых ухваток,
Без сжиманья кулаков
О всеобщем зле от взяток
Он не вымолвит двух слов.
Но с подобными речами
Чуть он в комнату ногой —
Разговор друзей прямой
Прекращается словами:
Тише, тише, господа!
Господин Искариотов,
Патриот из патриотов —
Приближается сюда.
Он поборник просвещенья,
Он бы, кажется, пошел
Слушать лекции и чтенья
Всех возможных видов школ:
«Хлеб, мол, нужен нам духовный!»
Но заметим мы его —
Тотчас все до одного,
Сговорившиеся ровно:
Тише, тише, господа!
Господин Искариотов,
Патриот из патриотов —
Приближается сюда.
Чуть с женой у вас неладно,
Чуть с детьми у вас разлад —
Он уж слушает вас жадно,
Замечает каждый взгляд.
Очень милым в нашем быте
Он является лицом,
Но едва вошел в ваш дом,
Вы невольно говорите:
Тише, тише, господа!
Господин Искариотов,
Патриот из патриотов —
Приближается сюда.
Фридрих Шиллер
433. Начало нового века
Где приют для мира уготован?
Где найдет свободу человек?
Старый век грозой ознаменован,
И в крови родился новый век.
Сокрушились старых форм основы,
Связь племен разорвалась; бог Нил,
Старый Рейн и океан суровый —
Кто из них войне преградой был?
Два народа, молнии бросая
И трезубцем двигая, шумят
И, дележ всемирный совершая,
Над свободой страшный суд творят.
Злато им, как дань, несут народы,
И, в слепой гордыне буйных сил,
Франк свой меч, как Бренн в былые годы,
На весы закона положил.
Как полип тысячерукий, бритты
Цепкий флот раскинули кругом
И владенья вольной Амфитриты
Запереть мечтают, как свой дом.
След до звезд полярных пролагая,
Захватили, смелые, везде
Острова и берега; но рая
Не нашли и не найдут нигде.
Нет на карте той страны счастливой,
Где цветет златой свободы век,
Зим не зная, зеленеют нивы,
Вечно свеж и молод человек.
Пред тобою мир необозримый!
Мореходу не объехать свет;
Но на всей земле неизмеримой
Десяти счастливцам места нет.
Заключись в святом уединеньи,
В мире сердца, чуждом суеты!
Красота цветет лишь в песнопеньи,
А свобода — в области мечты.
П. И. Вейнберг
Генрих Гейне
434—437. Лирическое интермеццо
* * *
Из слез моих выходит много
Благоухающих цветов,
И стоны сердца переходят
В хор сладкозвучных соловьев.
Люби меня, и подарю я,
Дитя, тебе цветы мои,
И под окошками твоими
Зальются звонко соловьи.
* * *
Неподвижные от века,
Звезды на небе стоят
И с любовною тоскою
Друг на друга всё глядят.
Говорят они прекрасным
И богатым языком,
Но язык их никакому
Филолóгу незнаком.
Я же тот язык прекрасный
В совершенстве изучил:
Дорогой подруги образ
Мне грамматикой служил.
* * *
Когда ты в суровой могиле,
В могиле уснешь навсегда,
Сойду я, моя дорогая,
Сойду за тобою туда.
К безмолвной, холодной и бледной
Я, пылко целуя, прижмусь,
Дрожа, и ликуя, и плача,
Я сам в мертвеца обращусь.
Встают мертвецы, кличет полночь,
И пляшет воздушный их рой,
Мы оба — недвижны в могиле,
Лежу я, обнявшись с тобой.
И мертвых день судный сзывает
К блаженству, к мучениям злым;
А мы, ни о чем не горюя,
С тобою обнявшись лежим.
* * *
Филистеры, в праздничных платьях,
Гуляют в долинах, в лесу,
И прыгают, точно козлята,
И славят природы красу.
И смотрят, прищурив глазенки,
Как пышно природа цветет,
И слушают, вытянув уши,
Как птица на ветке поет.
В моем же покое все окна
Задернуты черным сукном,
Ночные мои привиденья
Меня посещают и днем.
Былая любовь, появляясь,
Из царства умерших встает,
Садится со мною, и плачет,
И сердце томительно жмет.