Я поспешила выполнить просьбу.
Место, в которое меня так долго вёл мальчик, оказалось заброшенной котельной. Огромная остывшая печь, наверное, когда-то отапливала весь комплекс замка, теперь же напоминало расплющенного паука – керамические трубы, в разные стороны, уходящие по стенам в свете лучины, казались изломанными лапками. Под ассоциацией вспомнилось, как обратился ко мне Тёрн – дочь Паучихи. Наверное, Паучиха – это какое-то божество тёмных эльфов. Я попробовала это слово на вкус: «Паучиха». В душе не шевельнулось ни грамма благоговения. Я призадумалась, а потом нахально улыбнулась:
- Майлз, я ведь так и не назвала своего имени.
Мальчик, остановившейся рядом с бочкой, от которой несло застоявшейся водой, и споро развязывающий узел с пожитками, заинтересованно поднял голову.
- Зови меня Паучихой. Теперь, это моё имя, - я удовлетворённо кивнула самой себе и присоединилась к постирушкам приятеля.
После того как малефикорум Ваярби во всеуслышание причислил меня к первородным вряд ли кто-то из рекрутов спутает мою персону с человеком, а Элгар, назвав «своей кровью» - не даст и преподавателям забыть об этом. Однако имя мне всё-таки было нужно раз я не помнила своего.
Пока стирали и выжимали вещи я вспомнила, что не предупредила Тёрна о трупе, оставленном совсем недалеко от места его пребывания. Потом подумала ещё раз и решила не предупреждать его сознательно – вдруг появиться шанс сделать мужчину своим должником?
Кстати о нём:
- Майлз, почему ты так испугался Тёрна?
Медиум сморщился, но всё же не стал развивать тему «тебе всё показалось», а просто ответил:
- Про него ходит много слухов, например, что он убивает «своих» просто так. Или, что он самый сильный из рекрутов и поэтому Господин Надзиратель не может ни убить, ни выпустить его, вот и держит взаперти как зверюшку. Но что бы там не говорили я-то знаю правду.
Я удивлённо подняла на Майлза взгляд.
- Я ведь медиум, Паучиха. Ко мне приходят духи и говорят со мной, - мальчик посмотрел на меня усталыми водянистыми глазами в глубине которых застыла потусторонняя тоска.
- И о чём же они говорят? – я постаралась не ёжиться, но от ощущения тысячи мёртвых глаз, смотрящих в спину по позвоночнику, пробежала дрожь.
- Они рассказывают о своей смерти, редко о жизни до Бастиона.
- А что они говорят о Тёрне?
- Что он чёрны маг и приспешник Старой Религии.
Я недоумённо заморгала глазами:
- Это плохо?
Майлз сдавленно хрюкнул, ошарашенными глазами посмотрев на меня:
- Паучиха, ты чего? Конечно это плохо! Он ведь поклоняется кровавым идолам, просящим человеческие жизни за блага! Это все знают, - как-то тихо и крайне недоверчиво закончил медиум, посмотрев на меня обиженно, словно я неуклюже проверяла его на честность.
- Я… понимаешь, Майлз, я очень плохо помню некоторые вещи, - постаралась объяснить я свои дальнейшие вопросы относительно «общеизвестных истин», - Например, я совсем не помню, как попала сюда или как жила до того момента.
Теперь Майлз смотрел на меня с жалостью:
- Наверное охотники применили к тебе заклятие «короткой памяти», они часто так делают после того как…, - мальчик замялся и опустил глаза.
- После чего? – спокойно и холодно переспросила я.
Майлз помялся, но все же озвучил догадку:
- После того как несколько раз изнасилуют жертву всем скопом. Так было с одной девочкой до тебя: она тоже ничего не помнила о том, как попала в Бастион, а после смерти память вернулась, и она рассказала мне о случившемся.
Я глубокомысленно кивнула, ничего не ответив. Сказать, что меня задело это предположение? Нет. Мерзко конечно, но сегодня произошло столько всего, что одной гадостью больше, одной меньше – ничего не изменится.
На обед мы всё же успели. Отметились на входе в столовую у стражника, и получив свою пайку – жидкую похлёбку, кусок хлеба и немного вязкой перловки на второе, наконец поели. Дальше по расписанию у всех рекрутов стояла «физическая нагрузка», запомнившаяся мне удручающей картиной бегущих по кругу подростков, поскальзывающихся на подмороженных лужах и разбивающих носы и руки в кровь. Преподаватель в утеплённой хламиде щёлкал кнутом по отстающим и упавшим, а со стен в нас целились стражники арбалетными болтами и равнодушными взглядами.
С плаца я уходила одной из последних – Майлз плохо бегал и постоянно норовил упасть, так что мне приходилось осознанно притормаживать и страховать его, крепко держа за шиворот. Обернувшись, я увидела розовый снег на беговой дорожке. Здесь и в правду ни ценили наши жизни.