Словно к месту
Прирос... А может, не прирос,
А встал преградой
Честь по чести -
Один...
С винтовкой...
В полный рост...
За ним окоп –
Там к пулемету
Какой-то в кожанке припал.
Катилась конница наметом.
Один... упал...
Другой... упал....
Но беляки под пули мчались,
Спеша -
Аль голова в кустах,
Аль грудь в крестах.
И степь качалась.
И степь...
Маячила в крестах...
Тогда навстречу
Красных лава
Взметнулась, беляков круша.
Склонились Под ногами травы,
Захолонула враз душа,
Когда в дыму,
В протухшей тине,
Колюче вздыбилось,
Как ерш,
Клинками шашек ощетинясь,
Жестокосердное:
-Даешь!..
Чугай скакал,
И над собою
Вздымал сверкающий клинок.
В его глазах картины боя
Прокручивались (так в кино
с ускоренным
движеньем ленты,
герои движутся рывком...)
Степь,
Выжженная жарким летом...
Окопа бруствер...
Глины ком...
Защитников походный быт...
В траве
Спят вечным сном казаки...
Чуть дальше
Конница в атаке –
Летит земля из-под копыт.
Боец, взрывая прах ногами,
Рванул затвор –
Патрон дослал...
И в кожанке –
Лихой луганец,
Ругаясь, к пулемету встал...
Тогда второй,
Молчащий рядом –
В шинели-коконе до пят
Внимательно
Окинул взглядом
Котел степи –
За пядью пядь...
Он внешне был
Вполне спокоен.
Не проявлял душевных мук.
Был мечен оспой,
Худ и строен,
Усат и рыжеватосмугл.
Рукой, казавшейся короче,
(раненье сделало такой),
Сжав трубку,
Видно, между прочим,
Глаза прикрыл другой рукой.
Он пригляделся... он заметил:
И ярый бой, и смерть в бою.
Он схему для себя наметил...
И трубку докурил свою.
Чугай скакал,
Клинком пластая,
Срывалось удивленье с губ:
- Военный, братцы...
Это... ж... Сталин –
Догадкой вспыхнуло в мозгу.
В цепи солдат
Поднялось дуло.
Чугаю стало горячо.
Он удивился: пуля-дура
Чугая клюнула в плечо...
... Заныла рана -
Год за годом
Она пошаливала вдруг.
От неудобства,
К непогоде
Сжимался нудной боли круг
И отпускал...
Ключицы рана –
Она побоям не чета.
В волчок
Заглядывал охранник –
На всякий случай
Их
Считал.
Чугай
Глазами с ним встречался
(не шутка веки поднимать).
Вагон поскрипывал,
Качался...
Почудилось –
Качает мать.
Он, бедный, детство
Смутно помнил.
Размыли прошлое года.
Он только взрослым
Четко понял -
Родная мать нужна всегда.
В вагонном смраде,
В дымке серой,
В чужом неведомом краю
Он грубо
Наболевшим сердцем
Потерю ощущал свою.
... Его тревожило былое –
Голодный,
Мрачный Петроград.
И Бог... -
Он встречен был хвалою
Друзей...
И не принес наград.
Из меди с оловом отлитый,
В который, раз
Христос воскрес.
Коленями упал на плиты,
На спину давит
Грубый крест.
В обличье
Рабская покорность:
Согнугость шеи,
Узкость плеч.
За камни
К жухлым травам в корни
Спешил Христос, казалось,
Лечь,
Чтоб словно крот
Забиться в землю,
Чтоб слова вымолвить
Не сметь,
Судьбу без ропота приемля:
И поругание, и смерть...
... И смерть... –
За часом час в печали,
В знобящей жалости к себе
Колеса
В стертый пол стучали,
Пристроясь
К зековской судьбе.
... И снова мучило былое –
Быт Вхутемаса, споры, труд.
Нет, не покроются золою
Мечты-задумки,
Не сотрут
Их неудачи и невзгоды.
Есть цель.
И к цели есть пути.
Дорога выбрана им твердо –
Ему с дороги не сойти.
И даже горе не свернуло.
С Кавказа,
С практики спеша,
На Украину завернул он.
Была погода хороша.
Томилось сердце
Скорой встречей.
Уже и крыши хат видны...
... И вдруг.
Обрушился на плечи
Тяжелый груз былой вины...
... Да, жизнь подчас
Бывала странной,
Когда, калёна добела,
Не вражьей –
Силой иностранной
Судьба испытана была.
Бывала жесткой...
И в расспросах
Не враз при встрече,
А... потом...
Ему соседи скупо, просто
С тоской поведали о том.
Они в живых тогда случайно
Остались - бабка и старик.
Они,
Должно бьггь, здесь кричали.
Но был беззвучен этот крик.
Он и сейчас еще пугает,
В их ртах
Изломанно застряв...
И страшный день
Перед Чугаем
Возник обрывочно-коряв.
Еще на улицах стреляли –
(еще от пуль в душе сквозит...)
А по дворам уже шныряли,