Это говорил Капелов, а слушателем был Мурель, который регулярно навещал его.
- Что делать? - спросил Капелов.
- Ничего, - тихо ответил Мурель. - Переделывать их не надо. Спрос на них всегда будет. Поживут немного, а потом вы их сплавите. Мещан все ругают, но спрос на них велик. Они будут в цене еще долго, очень долго...
Мурель собирался, видимо, продолжать, но вошедшему Кумбецкому уже неловко было слушать беседу, и он, извинившись, спросил о том, кто хозяин Мастерской Человеков - Латун, кажется? Так вот, где он и нельзя ли с ним поговорить.
Капелов сказал, что Латуна сейчас нет и что поговорить можно с ним, Капеловым.
- А где Латун? - очень спокойно, по-домашнему, совершенно как свой человек, спросил Кумбецкий. - Не в комитете ли он по делам открытий и изобретений? Хотя я там был недавно, а его я не видел. Кстати, как у вас дело обстоит с патентом: вы уже получили его?
Капелов видел Кумбецкого впервые, но у того был такой спокойный и знающий вид и такой тон своего, близкого Латуну, человека, что Капелов сказал:
- Да, возможно, что Латун в комитете. Пустое занятие ходить туда. Совершенно бесцельное.
- Ну, конечно, - снисходительно сказал Кумбецкий. - Явная потеря времени. Кто там сидит? Ничтожество! Они все еще возятся с этими мешками по перевариванию пищи, причем вряд ли что-либо выйдет из этого.
- Да, - согласился Капелов, разглядывая Кумбецкого, - конечно, трудно сказать что-либо о судьбе этих мешков для переваривания пищи, но, так или иначе, безобразия, царящие в комитете по делам открытий и изобретений, нестерпимы. Патента у нас нет и, по-моему, его никогда не будет.
Кумбецкий сделал гримасу подчеркнутого равнодушия и пропел:
- Я не знаю, нужен ли вам вообще патент? Какой смысл в нем?
- Как так не нужен патент? Да ведь мы же не можем развернуть как следует деятельности!
- Деятельности, - иронически повторил Кумбецкий. - Какая у вас тут может быть деятельность? Кому нужны ваши люди? Подумаешь... Вы делаете разное барахло, которого и так в достаточном количестве в любом доме и в любом учреждении. Вы совсем не на том пути, на каком вам следует быть. Великое открытие растрачивается совершенно зря.
- Как так зря? Что вы говорите?
Такова уж была особенность Кумбецкого. Он с первой же встречи становился своим человеком, и с ним говорили и советовались всерьез, как будто делали общее дело.
- Ну, конечно, - спокойно и тоном совершенно незаинтересованным продолжал Кумбецкий. - Кого вы делаете? Кому это нужно? Так всегда бывает в странах капитализма: самые великие открытия обращаются на служение чепухе. Раз вы умеете выполнять людей на заказ, так поставьте дело как следует быть. Поезжайте, например, в СССР, там вы сможете получить заказы на настоящих людей. Там нужны новые люди. Это - действительное дело. Там вы сможете развернуться, делать действительно кого надо. А скажите, пожалуйста, ваше открытие совершенно? Вы действительно умеете делать людей точно по заказу?
Для Кумбецкого такой вопрос был нетипичен. Ему легче было отвечать на вопросы, чем ставить их. Но, повидимому, это дело интересовало его, и он изменил себе. Его действительно интересовала Мастерская Человеков, и он задавал наивные вопросы.
Так во всем мире и умные и глупые люди Одинаково наивно спрашивают в магазинах или ресторанах:
- А это хороший товар? Это свежее блюдо?
Как будто приказчик или официант могут хаять тот товар, которым они торгуют.
Капелов воспользовался паузой, последовавшей после вопроса, и, еще неясно понимая, но чувствуя, что этому посетителю предстоит крупная роль в жизни Мастерской, сказал уверенно:
- О, вы в этом можете не сомневаться. Латун, который выглядит столь обыкновенно, - величайший человек ни земле. Он сам не знает, какое открытие он сделал.
Капелов чуть было не сказал: "Мы не боги, мы ремесленники", но инстинктом почувствовал, что в данном случае этого нельзя говорить.
- О, - продолжал он, - тайна Мастерской Человеков велика, и этот человек владеет ею с дьявольским совершенством. Даже мы, жалкие подмастерья Латуна, делаем людей безошибочно на любой заказ, изготовляем любые качества, характеры, внешности кого и как угодно. Что же сказать о нем! Если б я не убедился в строгой научности этого дела, я бы думал, что он колдун.
- Да? - спросил Кумбецкий. - Ну что ж, если это так, то тем более вам нужно ехать в СССР. Зайдите какнибудь ко мне, когда вы будете в Берлине. Я покажу вам кучу советских газет и журналов, вы своими глазами прочтете, что один из главных вопросов в Советской России - это создание нового человека. В самом деле, для чего идет вся великая борьба за коммунизм? Что такое коммунизм, как не мечта о новом человеке на новой земле? Ведь в этом все дело. А если вы можете делать новых людей без, так сказать, особенных затрат, так что может быть прекраснее?! Что вы тут прозябаете, делаете каких-то дураков для гнилой буржуазии? Кого вы до сих пор сделали? Сделали вы хоть одного путного человека?
Капелов почувствовал укол: посетитель позволял себе как будто уж слишком много - ни одного путного человека, это уже слишком. Вот, например, сидит Мурель. Разве он не настоящий человек? Так давать разоряться случайному посетителю Мастерской вряд ли стоит. Надо ему дать отпор.
Капелов открыл было рот, чтобы ответить на дерзость дерзостью, но, взглянув на Муреля, сдержался. Мурель мимикой напоминал ему о тайне. Это было как раз вовремя. Капелов мог бы проболтаться. Кроме того, взглянув на Муреля, он почувствовал упадок. Мурель был так желт, мал, сух и жалок, что фигурировать в качестве доказательства путной продукции Мастерской он тоже вряд ли мог бы.