Капелов молчал. Ему было приятно и интересно слушать Муреля - он никогда не жалел, что влил в него эликсира интеллектуальности больше нормы. Его чуть смешило, что Мурель был в тюрьме, был во Франции, где видел французского рантье, но он не смеялся даже внутренне. Он не мог понять, как и откуда появились в мозгу Муреля всевозможные мысли, образы, логические построения. Затем, в этом Муреле было столько искренности, пафоса, горячей тяги к справедливости, к социализму! Как хорошо, что получился именно такой человек! Капелов уже привык к неожиданностям в работе по деланию людей. Обычно он не удивлялся им, как не удивляется, например, пекарь обильному припеку, но все-таки "припек" мог получиться и иной.
Особенно он был рад тому, что Мурель ненавидит мещанство. Он и сам ненавидел его во всех проявлениях, во всех видах, оттенках, под любым прикрытием и под любой окраской. Как же так вышло, что он создал Мотоцкого? Этот Мотоцкий оказался махровейшим мещанином. Как это вышло? Был заказ на "положительного, честного, обыкновенного, порядочного" человека, но вот хорошенький "положительный, честный, порядочный" человек получился...
Капелов с отвращением смотрел, как Мотоцкий любезничал с женщиной. Какая техника!.. До чего она одинакова во всем мире... Откуда они узнают ее?.. Мотоцкий мечтательно вскидывал зрачки, кривил рот в "очаровательной" улыбке, покачивал ногой, говорил неестественным голосом и все напевал мелодийки своих излюбленных романсов - пошлейшие мелодийки...
Здесь, в СССР, на фоне советских пассажиров, советских граждан он выделялся. Правда, нельзя сказать, чтобы он был один - мещанские рожи в достаточном количестве бросались в глаза со всех сторон даже тут, в ресторан-вагоне, но он все же выделялся своей непосредственностью, советские мещане хоть до некоторой степени старались замаскировать свою сущность внешним обликом. Этот же принимал одну открыто пшютовскую позу за другой и откровенно пошло болтал с женщиной.
- Ненавижу... - угрюмо пробурчал Мурель.
- Да, гнусно... - согласился Капелов.
Но он был уже занят своим волнением. Он опять мучительно захотел записать что-то... О мещанстве. Да. О мещанстве. Обязательно о мещанстве. Он хотел это сделать сейчас, не откладывая. Он вспомнил какие-то давние свои блуждания по кабачкам, где собирается богема; там особенно ненавидели и проклинали мещанство. Что-то сжимало его грудь, желание писать казалось непреодолимым, и он достал из кармана лист бумаги, взял у Муреля карандаш и тут же, за столом, написал нечто под названием "Окончательный разговор с мещанством".
Никто не обращал на него внимания и не мешал ему.
Головкин все еще беседовал с Ипатовым, приспособленцем. Мотоцкий не прекращал разговорного флирта со своей новой знакомой. Мурель хмуро сидел, откинувшись на спинку стула, мрачно думал, бросая на мещанина взгляды, полные ненависти.
Двойник же Капелова, Брусик, тихо смотрел в окно, поддаваясь оцепенению вагонной скуки.
Капелов, волнуясь значительно больше, чем когда он писал другие свои "стихи", написал следующее:
ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ РАЗГОВОР С МЕЩАНСТВОМ
Кто не ругал вас, мещане?
Кто не проклинал вас?
Это делали все - и неудачники, и гении, и пророки.
Не правда ли?
Это делают богемцы. Ну и что ж! Ничего!
Вы смеетесь над ними.
В -самом деле, что такое богемцы?!
Их удаль - это не платить в гостинице,
Это сидеть в кабаке на полчаса позже закрытия.
Не так ли?
Их волосы, падающие от бессонных ночей и пороков, Часто падают на неоплаченные счета,
Которые они рассматривают слипшимися от усталости глазами. Действительно, какой, в конце концов, яд может выплеснуться
из души богемцев!
Чепуха!
Ночь сбривает их первой серой бритвой рассвета.
К черту! Без остатка! Всю кабацкую волосатую слизь!
А утром...
О, утро, - это другое дело.
Утром свежие хозяйки, прополосканные любовью,
Как ни в чем не бывало носят в корзинах морковь, мясо, лук
и масло...
И свернутые трубки газет.
Да! Надо узнать новости. Да! Надо жить.
Какое имеет значение, что ночью
Бродяги,
Пьяницы,
Поэты,
Мечтатели,
Обиженные
Называли вас сволочами и мерзавцами?!
Смейтесь над ними, смейтесь!
А вы?
Вы - другое дело.
Над вами невозможно смеяться, Вас невозможно ругать.
Да, вас невозможно ругать! Мещанство невозможно ругать!
Уже давно надоело самое слово "мещанство".
Мир устал от проклятий мещанству.
Глава двадцать первая
Москва - это то слово, которое произносится во всем мире не так, как другие названия городов. Нет города, который бы так произносился, как Москва. Во всем мире нет серьезного разговора без того, чтобы не упоминалось это слово. В пустынях, на льдинах океанов или в грохоте огромных городов - всюду, где бы ни встретились два человека, обязательно упоминается Москва. Это слово произносится с различным чувством: с ненавистью, страхом, любовью, гордостью, злобой, верой, гримасой отчаяния или надеждой.