И в конечном счете я принял предложение Сенеша присоединиться к его каравану, когда он отделился от нашего после того как мы без неприятных приключений перевалили через Балканы. Итак, мы вошли в Богемию, потом в долину реки Влтавы, а потом и в Прагу, над которой возвышается Градшин, эта удивительная имперская цитадель где возносит в небо свои островерхие купола собор святого Витта, построенный Матвеем из Арраса. Этот вид произвел на меня такое сильное впечатление, что я долго стоял на мосту, который нависает над рекой и ведет к подножию этой знаменитой горы, где сгрудились церкви и дворцы Малой Страны. Позади меня простирался купеческий город с его узкими улочками, рынками и караван-сараем, где мы оставили свой эскорт. У меня вдруг возникло предчувствие что кто-то или что-то ожидает меня за стенами этой крепости.
Сенеш решил показать Настю личному секретарю императора не для того, чтобы попытаться ее вылечить, как я надеялся, а чтобы окончательно убедиться в ее лунатическом даре. А пока он поселил нас в пристройке университета, к монахиням, которых убедили, что девушка – моя сестра. Эти добрые души уделили ей столько ласкового внимания, что через неделю у моей попутчицы даже немного зарумянились щеки. Приодетая, помытая, причесанная и хорошо накормленная, она перестала быть похожей на живой призрак и, хотя и не вышла из своего ужасного оцепенения, стала казаться довольно миловидной девушкой. И тогда я решил ее нарисовать, пользуясь долгими днями, когда в приюте, пахнущем воском и ладаном, мы ожидали вестей от Сенеша.
Настя стала мне позировать с полнейшим безразличием. Сидя в углу комнаты, где ее профиль освещался светом, падающим из окна, забранного желтыми квадратными стеклышками, в своем сером платье с белым воротничком, она напоминала Святую Деву, ожидающую ангела – ангела, который никогда не прилетит. Но чем больше я рисовал, тем дальше уходил от меня этот отсутствующий взгляд, тем больше эти сжатые губы казались мне печатью, наложенной на какую-то непроницаемую тайну. Вскоре я понял, что в лице этой женщины я созерцаю всю загадочную непостижимость судьбы человеческой. Мой карандаш задрожал. В течение нескольких часов я был не в состоянии продвинуться дальше эскиза. Страх углубиться в эту бездну удерживал мою руку. За маской этого юного лица бесновались все силы ада.
Когда наконец к нам опять пришел Сенеш, он был поражен мрачной таинственностью портрета, который к тому времени я уже закончил. Это лицо излучало печаль и гнев, непроницаемую грусть, но также из его глаз исходила удивительная сила, словно злые духи вылетали оттуда целыми сонмищами. Этот портрет укрепил его в убеждении, что Настя обладает лунатическим даром. Впрочем, один ученый муж уже ожидал нашего визита, чтобы изучить поведение молодой девушки и представить ее императору, если она действительно отвечает тем качествам, которые обрисовывал ему Сенеш. Этого просвещенного человека звали Таддеуш фон Гашек, и по странному совпадению обстоятельств ему суждено было стать моим покровителем.
Едва мы переступили порог кабинета, где царствовал личный лекарь Рудольфа Второго, как, обращаясь ко мне, этот Таддеуш спросил:
– Имеете ли вы хотя бы какое-нибудь представление о химических взаимодействиях?
Я растерялся и не знал, что ответить, но Сенеш объяснил ему, что я занимаюсь искусством живописи, а не искусством плавки металлов, но что юная особа, которая пришла с нами, окажется полезной Его Величеству в его увлечении миром невидимого. Однако Таддеуш настаивал. Этот величественный старик с белой бородой и голубыми глазами подавлял меня своей важностью.
– В Стамбуле я получил несколько неоценимых уроков от некоего Авраама, который предпочитал, чтобы его называли Мелек, – пробормотал я.
– Неужели? – воскликнул наш собеседник, и в этот миг вся его важность словно слетела с него, – Так вы действительно имели счастье учиться у Мелека? Как же вам повезло! Добро пожаловать в Градшин!
И не обращая больше внимания ни на Сенеша, ни на Настю, он усадил меня и заговорил со мной о «Зогаре», после чего поинтересовался, что думает Мелек о Пико делла Мирандоле. Поскольку этот урок я хорошо запомнил, Таддеуш остался вполне доволен. Итак, он решил, что я принадлежу к посвященным, в то время как у меня просто была хорошая память.
Мода в Праге приспосабливалась к увлечениям монарха. Рудольф очень интересовался всеми науками и сумел окружить себя учеными, каждый из которых считался большим авторитетом в своей области знаний, такими, как алхимик Сендивогиус, физик Майер, минералог Анзельм фон Бодт, каббалист Кунрат, астроном Тихо Браге. Однако в среду этих достойных людей проникло множество мошенников, и они, играя на часто наивных увлечениях императора, постоянно предлагали ему всяческие бессмыслицы, которые Его Величество почти всегда принимал всерьез. Таким образом, наряду с самыми серьезными исследованиями здесь занимались откровенной чепухой, поэтому не удивительно, что и в самой Праге люди уделяли гораздо больше внимания ерунде, чем науке, и чуть ли не в каждом пражском погребе проводились химические опыты, и каждый такой «исследователь» искренне верил, что его бестолковые манипуляции приведут к созданию философского камня.
Сенеш принимал деятельное участие в игре, построенной на самых несообразных грезах императора. Сокровища, которые он собирал по всему миру и доставлял в Градшин, как правило, предназначались для удовлетворения прихотей монарха. Так, этот последний возжелал, чтобы ему нашли лунатичку, такую, какую он когда-то встретил в своей испанской юности. Именно Настя должна была удовлетворить это его желание. Надо только прибавить к ней медиума, способного толковать ее молчание. Я воспротивился, но этот дьявол Сенеш предупредил меня, что упомянутый медиум пользуется особым благорасположением Рудольфа и никому не будет позволено стать на пути его могущества и его желания разгадать тайны, которые вечность наделила Настю миссией ему доверить.
Но когда я увидел, как работает этот медиум, я не знал, что мне и думать. В небольшой каморке приюта, который мы занимали, собрались несколько монахинь, приглашенных присутствовать при первой встрече Насти с этим удивительным персонажем, который пришел вместе с Таддеушем фон Гашеком и Сенешем. Он осмотрел молодую девушку с внимательностью врача, потом усадил ее на табурет и провел ладонями по ее лицу. Настя сразу же уснула, неподвижно застыв на своем сидении и слегка откинув голову назад. И тогда этот человек обратился к ней на языке которого я не знал, и, к моему изумлению, девушка ответила ему тем самым хрипловатым голосом, который я уже однажды слышал в карете. Итак, между ними состоялся короткий разговор, после которого Настя проснулась, причем, казалось, она совершенно не заметила того, что с ней произошло. Я быстро подошел к ней и что-то спросил, но она уже провалилась в свое забытье. Медиум был доволен и заявил, что он продемонстрирует «субъект» императору, как только тот этого пожелает. Что касается Таддеуша, то он сказал мне, что ему нужен секретарь, и предложил занять эту должность.