Народу с последнего сеанса вышло немного. Витя сразу засек толстого сынка совхозного зоотехника Чупина. Они учились в Челябинске, но только Чупин — в техникуме, на энергетика. С ним у Вити были свои счеты. Когда-то Чупин не оказал ему должного почтения, обозвав каменским Орфеем. Что это могло значить — Витя не знал, но, на всякий случай, оскорбился.
Гитарист посчитал, что их, не считая собаки, выходит трое на трое. С Чупиным вышли из кино двое приятелей.
— Эй ты, фитиль! — окликнул он энергетика. — Вали сюда, пощебечем!
— У меня с таким экскреметом разговоров нету! — вежливо откликнулся Чупин.
Володька прыснул.
Витя Фролов обрадовался:
— Его нежная душа оказалась очень хлипкой!
Чупин остановился. Приличие требовало выяснить отношения до конца. Фролов вел себя несолидно: шумно суетился, замахивался, но энергетик стоял спокойно, уверенно и презрительно отвечал своему собеседнику. Дело закончилось тем, что от Дома культуры пошел домой Крючков.
— Эй! Славяне! — рыкнул он из темноты. — Что, по-китайски деньги считаете? — Пригрозил: — Помирю!
Услышав глухой, словно из бочки, басок директора, Витя отошел и взял у Володьки гитару:
— Я этому козлу другой раз гитару на уши надену! Узнает у меня — орфей…
Они потолкались еще на улице, но было уже поздно, событий и встреч не намечалось, и они распрощались. Гитарист, пощипывая струны, в одну сторону, а Володька с Димчиком — в другую.
На их пути оказался дом Володькиной учительницы Зои Михайловны. Все комнаты его были освещены электричеством, изнутри слышались голоса — учительшин дискант и отрывистый мужской бас.
И хотя это неприлично, они остановились, прислушались.
— Выступает! — хмыкнул Димчик. — Батька говорил, он как-то в вытрезвиловке ночку ночевал…
Приятели приступили к штакетнику, ощетинившемуся вокруг палисадника. За распускавшимся кустом сирени их не было видно. Голос математички, доносившийся из глубины дома, казался неестественно высоким, словно гитарист Витя настраивал струну, все время извлекая из нее звук, и с каждой секундой сила натяжения этой струны увеличивалась…
С сухим фанерным треском распахнулась легкая дощатая дверь, и в слабом электрическом свете, падающем из бокового кухонного окна, они увидели Зою Михайловну.
— Лю-ууу-дии! — чужим, незнакомо-хриплым голосом выкрикнула она в темноту, не видя Володьку и Димчика, стоявших в трех шагах от нее.
— Гм, гм! — многозначительно кашлянул Володька, старательно отводя глаза от учительши. Она была в неглиже.
Зоя Михайловна прислонилась плечом к дверному косяку. Ладонь ее судорожно отпихивала тонкую филенчатую дверь.
— Товарищи! — голос Зои Михайловны стал тих, слаб, умоляющ, когда она вдруг различила в слабом сумеречном свете фигуры приятелей. — Помогите, товарищи…
— Чем помочь-то? — растерянно спросил Володька.
— Врача, — все так же слабо и нервно отталкивая дверь, сказала Зоя Михайловна. — Сейчас я, кажется, насмерть ушибла человека… Он там, посмотрите, прошу…
Осторожно, пугаясь чего-то, Володька и Димчик прошли через крошечные пустые сени на кухню, где на полу играл каким-то клубочком котенок.
Зоя Михайловна осталась там, на крыльце.
В большой комнате были в беспорядке разбросаны вещи, лежал опрокинутый стул и рядом с ним, по-богатырски раскинув руки и ноги, распластался крупный мужчина в брюках. Крадучись, Володька и Димчик приблизились к нему, наклонились, прикидывая, что же дальше?
Поперек лба у лежащего шла огромная багровая полоса. Рядом валялась толстая доска для разделки овощей, которой, вероятно, Зоя Михайловна и нанесла мужчине роковой удар.
Володька вдруг уловил крепкий спиртово-скипидарный дух, исходивший от пострадавшего, и тронул его за плечо, встряхнул. Тот замычал, не открывая глаз.
— Все ясно! — веско сказал Димчик. Поискал что-то глазами в комнате, потом быстро вышел на кухню и принес оттуда фаянсовый бокал с водой: — Человеку следует освежиться…
Он тут же выплеснул воду на голову пьяному, и Зоин Михайловнин муж зашевелился, заподнимался.
— Отваливаем! — сказал Димчик. — Сейчас по-новой начнет выступать.
Они вышли на крыльцо. Зоя Михайловна сидела на ступеньке, обхватив колени руками.
— Жив ваш человек, оклемался, — сказал Димчик. — Вы его просто вырубили на время.
В ответ учительша лишь слабо простонала.
— Да что с вами? — воскликнул Володька.
— Сердце схватило… жмет в груди… — прошептала учительша. — Врача, товарищи… Прошу вас, у меня приступ…