Недавно мне привелось прочесть на страницах одного почтенного издания такое, авторитетно выдаваемое за результат многолетней практики, положение: «так как известно, что растение поглощает своими листьями влагу, то, в числе мер борьбы с засухой, можно посоветовать культуру широколиственных растений»!
Понятно, чего следует ожидать от такого смешения ролей пирожника и сапожника.
То, что практик нередко величает своим опытом, логически представляет только самую несовершенную форму наблюдения.
Одно дело — подметить явление и совершенно иное дело дать этому явлению верное объяснение.
Это, братцы, точно про нас. Вот, вдруг, не стало у Васи колорадского жука. Это — опыт.
А, от чего его не стало?
От того, что соломой мульчировал, бобы по картошке посадил, компост в лунки клал, или зима была суровая?
На самом деле, просто картошку раньше посадил, и жук ушёл на молодые ростки к соседу. Это — объяснение.
А Вася всем рассказывает, что яичную шелуху в лунки сыпал — вот и нет жука! Так рождается 90% «народных» методов.
Что касается формы научного труда, то мне кажется, что она должна удовлетворить двум требованиям: во–первых, она не должна превышать известного объёма, свыше которого простое чтение превращается в непосильный для каждого читателя труд, а, во–вторых, она должна равно избегать и педантической учёности, и притязаний на непосредственную практичность приложений.
Правда, что два последние качества, обыкновенно, очень выгодны для авторов: ряд щетинящихся цифр, нередко не допускающих никакого вывода, перечень взаимно противоречащих мнений, очевидно, не переваренных самим автором, подстрочные ссылки на многочисленные источники и, наконец, категорические рецепты или соблазнительные посулы — всё это сообщает произведениям внешность чего–то авторитетного и веского.
Наоборот, общедоступное изложение, скрывающее от читателя всю внутреннюю работу автора, популярная статья, хотя бы заключающая самостоятельные взгляды — труд обыкновенно неблагодарный для учёного.
Но неблагодарность такого труда, мне кажется, может с избытком вознаграждаться сознанием, что распространение серьёзного знания способствует развитию в обществе верного понятия об истинных задачах науки.
К. А. Тимирязев
1. Испарение воды растением
Вот уже скоро год, что мысли русского человека невольно снова и снова возвращаются к страшному бедствию, лишившему значительную часть населения насущного хлеба.
Естественно, что и мысль натуралиста обращается к тому явлению, которое было ближайшей физическою причиной этого бедствия.
Где же исходная точка этого грозного явления?
По–видимому, главною причиной засухи были иссушающие ветры, «суховеи», вызвавшие усиленное испарение воды растениями.
Едва ли какие рассуждения могут красноречивее этого рокового опыта убедить в том, как тесно связано благоденствие русского человека с существованием растения.
Живётся хорошо растению — хорошо живется и человеку; гибнет растение — неминуемое бедствие грозит и человеку.
А, от этой мысли недалеко и до вопроса: всё ли делаем, чтобы удовлетворить потребностям, даже только чтобы узнать потребности этого общего кормильца — растения?
В настоящую минуту, когда всеобщее внимание сосредоточено на изыскании мер борьбы с засухой, я полагаю, не бесполезно ознакомиться с теми мерами, которые применяет само растение в борьбе с этим злом, постоянно грозящим его существованию.
Во избежание недоразумений, считаю необходимым, с первых слов, оговориться, что не имею в запасе каких–либо прямых практических советов, которые так обильно сыплются со всех сторон.
Дело людей, стоящих лицом к лицу с грозным бедствием, оценить, в чём и насколько человек может с пользой подражать природе; ботаник может только снабдить их необходимым материалом для более глубокого понимания явления.
Для чего растению вода?
Прежде всего поставим ребром вопрос: для чего нуждается растение в воде?
С первого взгляда вопрос этот может показаться праздным.
Во–первых, вода входит в химический состав вещества растения; во–вторых, никакие химические взаимодействияи процессы, которые совершаются в растении, не могут проявляться иначе, как в водой среде.