– Никогда не слышал о таких существах, – пробормотал мастодонт. И подумал, что тоже вряд ли поверил бы ветру, рассказавшему подобное. Как можно выжить в таком странном мире?
– Конечно, не слышал. Ведь их... нас давно нет на свете. Из-за меня.
Мастодонта неприятно царапнули горделивые нотки в тоне собеседника. Но не преувеличивает ли камень? Может, это всего лишь пустое бахвальство? Да и если задуматься... Кто виноват в исчезновении его собственного мира? Все рано или поздно заканчивается. Не по чьей-либо вине – так как-нибудь иначе. Вот-вот его тело превратится в пыль, как – он догадывался – когда-то превратилось в пыль тело неведомой саламандры... Какая разница будет между ними?
А звонкий голосок рассказывал. О мире существ, для которых пищей и домом был огонь. Золотистых, переливающихся всеми цветами радуги, ящерок. Таких – как язычки пламени на ветру. Умеющих с бьющим из каменных трещин пламенем подниматься почти до самого неба. И эти существа – да, жили в мире, где не было ничего, кроме камня, огня – и ветра.
Мастодонт не просто слушал, ему казалось, что он сам превратился в такое крохотное, быстрое создание.
– Ты не представляешь, какое это наслаждение – подниматься и опускаться в огненных струях. Выбрать огонь посильнее – и подниматься выше, выше, – звучал в его ушах юный голосок.
– Как же случилось... что твой род... исчез из-за тебя?
– Я не нарочно, – погрустнел голос. – Такой уж у меня был характер: безудержный, заносчивый, неуправляемый. Совсем как любимые мной огонь и ветер. Для саламандры – не так уж и плохо. Ведь огонь, ветер всегда не прочь устроить все по-своему. А устоять проще перед тем, кого хорошо понимаешь. Но многим саламандрам была свойственна и мудрость, помогавшая поддерживать равновесие. А мной управляли сиюминутные желания. И вот однажды ветер нашептал мне о долине говорящих камней. И мне захотелось... мне захотелось узнать, как это – быть таким твердым, цельным, ни от кого не зависящим. Неизменным. Ребячество, конечно. А чтобы сохранить какое-то там «прошлое» – такого у меня и в мыслях не было! Предостережение же ветра о гибели мира и вовсе проскользнуло мимо моего сознания. Слова «смерть» для нас не существовало: возникнув однажды из пламени, саламандра просто время от времени снова сливалась с ним и – легкая, обновленная – продолжала свое существование. А огонь в моем мире не угасал никогда.
– И что было дальше? – говорить мастодонту становилось все труднее, но история саламандры его увлекла. А еще хотелось знать, как это произойдет с ним самим.
– То, что предсказал ветер, – неохотно откликнулся голосок. – Стоило рассказать о нас говорящим камням – и меня не стало. А мой камень узнал – каково это, когда умирает твой родной мир. На смену огню пришла вода, вместе с огнем – исчезли саламандры.
Мастодонт тяжело приподнял веки. И сквозь мутную пелену, кажется, увидел своего собеседника. Небольшой гладкий камень, перечеркнутый золотистой полоской. Словно на нем замерла золотистая ящерка.
– Спасибо тебе, – печально произнес голос. – Ни один ветер не дослушал мою историю до конца. Они ведь такие – если им не нравится, они улетают. А им почему-то не нравится – это сразу понятно.
– Хорошая история, – чуть слышно прошептал мастодонт. Ему было жаль исчезнувший мир саламандр. Но если бы мир саламандр не исчез – на земле, наверное, никогда не возникло бы то, что он так любил. Вода, растения. Не совершили бы свой величавый круг мастодонты. Но было все равно грустно. Собравшись с силами, он вымолвил: – Как жаль, что я ничего не могу для тебя сделать.
– Ты можешь! – голос камня задрожал от волнения. – Твое время почти истекло. Но кусочек жизни у тебя еще остается... И ты ведь не передумаешь, правда? Отдай мне свое время. Ты такой большой, медлительный – мне хватит его надолго. Мне так хочется снова почувствовать, что такое – жить. По-настоящему. Разреши мне!
Мастодонт уже плохо воспринимал речь камня. Она сливалась с шумом крови у него в ушах. Но главное он понял. И четко расслышал два последних слова. И ответил:
– Разрешаю.
Колени его подломились. Мастодонт рухнул и уже не слышал других, словно внезапно очнувшихся, камней. Которые обрывистыми, туманными фразами пытались кого-то остановить, предупредить, одернуть... Тело мастодонта коснулось земли – и рассыпалась бурой пылью. И тотчас же глуховатый, усталый, но спокойный голос камня произнес:
– Ну и что вы так расшумелись? Чем вы недовольны?
Камни в замешательстве смолкли. Никто не торопился просветить новорожденного. Рассказать об одном из их собратьев, когда-то давным-давно выпросившем у живого существа остаток жизни. И о будто бы происшедшем затем превращении. А, главное, о том, что никому не было достоверно известно дальнейшее. Единственное, в чем все сходились – это то, что даже если история правдива, проверять ее на собственном опыте очень, очень небезопасно. Да и зачем? Разве судьба вечного, хранящего в себе целый мир камня, так уж плоха?