Салим сцедил по капле на каждый финик, с предосторожностями поставил флакончик с ядом на блюдо и отвинтил крышку фляги. Странно: ни руки не трясутся, ни пота на лбу, ни дрожи в коленях. Даже дыхание не сбилось. Выборы караванщика прошли три дня назад, и внутри успело многое перегореть. В первый день он хотел высказать Масуду, что негоже становиться на пути у друзей и что нельзя построить счастья на чужом несчастье. Смолчал. На второй день он понял, что Масуд специально перешел ему дорогу: прикинулся другом, выведал сокровенные мечты и нанес удар кинжалом в спину. И здесь смолчал. На третий день он достал потайную шкатулку с давно припасенными снадобьями и начал готовить "Затухающий костер".
Салим одним движением опрокинул флакончик с ядом в фляжку Масуда. Остатки жидкости он вылил капля за каплей, наслаждаясь моментом.
Кап. За то, что тебя выбрали караванщиком, а не меня.
Кап. За то, что у тебя много друзей, а у меня - только ты.
Кап. За то, что лучше знаешь Пустыню, а я до сих пор ориентируюсь по картам.
Кап. За то, что у тебя больше верблюдов.
Кап. За то, что красив и смел.
Кап. За то, что веришь мне, как себе.
Кап. За то, что тебя любят больше, чем меня.
Кап. Последняя. За то, что ты существуешь.
Салим вернул фляжку на прежнее место, замкнул сундук и скрыл все следы посещения палатки.
При тусклом мерцании разбуженных светляков Салим напоследок окинул взглядом шатер. Все оставалось на своих местах, и только в воздухе витал едва уловимый запах анчара. Запах яда. Запах смерти.
Удовлетворенно вздохнув, Салим спрятал шар и пролез под пологом в темноту праздничной ночи. Теперь нужно вернуться к кострам, веселиться и кричать громче остальных, чтобы все запомнили, как он желал счастья другу.
Глаза не сразу привыкли к отсутствию света, и он уже наполовину выскользнул из-под полога, когда увидел рядом, буквально у самого лица туфли пустынников: узкие с загнутыми вверх носками, очень удобные для скольжения по барханам и дюнам.
Сокрушительный пинок по затылку отправил Салима в ад неизвестности. Падая лицом в стремительно летящий навстречу песок, Салим не к месту подумал, что не успел толком ни поесть, ни выпить на празднике. Потом мрак окончательно поглотил его сознание.
Темнота.
Темнота и качка.
Темнота, качка и острый запах верблюжьей шерсти.
Салим закрыл глаза и снова открыл. Ничего не изменилось.
Память ударила в голову внезапно как нападение кочевников на караван. Решение Совета, праздник, шатер Масуда, фляжка, сандалии с загнутыми носками, удар, темнота.
Вместе с воспоминаниями вернулись и телесные ощущения: тупая боль в голове и колючая сухость во рту.
Салим застонал. Ещё вчера жизнь полнилась красками: уважаемый человек, владелец пяти верблюдов и один из претендентов на выборах нового караванщика, а сегодня с мешком на голове, связанного по рукам и ногам везут неизвестно куда.
- Эй, - позвал он невидимого погонщика. - Освободите меня!
Молчание, и мерное шуршание восьми верблюжьих ног по песку.
- Эй, - попытался он ещё раз. - Я хочу пить!
Солнце обжигало спину под темным шерстяным плащом, совсем не спасающим от жары в отличие от привычных в пустыне белых одежд.
В следующие несколько часов ничего не менялось: верблюды шагали, погонщик молчал, а Салим изредка просил пить и, не получив ответа, ругался.
Сколько времени он пробыл без сознания? Кто его оглушил? Куда везут? Вопросы приходили на ум, как приходят кредиторы к постели больного, топтались на месте и, не получив ответа, уходили, чтобы снова вернуться.
Салим перебирал в уме версии, стараясь не думать о худшем варианте. Погонщики у ночных костров рассказывали, что на севере Пустыни кочевники похищали людей ночью прямо из оазиса, а потом требовали выкуп. Салим представил, как во время праздника бедуины рыщут в пустых шатрах в поисках наживы и натыкаются на одинокого человека. Следом в голову пришла неприятная мысль о сумме выкупа, и Салим твёрдо решил, что нужно сторговать свою жизнь не дороже трёх верблюдов. Впрочем, если похититель давний враг, движимый жаждой мести, то можно и здесь решить дело деньгами. Нет такой обиды, чтобы весила тяжелее золота - вопрос только в цене. Краем сознания Салим отметил, что качка прекратилась: пока он придумывал неотразимые доводы для переговоров, верблюды остановились. В тишине Пустыни раздался хлопок ладонями, и привычные к такому сигналу животные опустились на колени. Салим успел подумать, что неведомый погонщик ни разу за несколько часов не подал голоса: может, он немой? Мысли и версии сбились в кучу, как те же кредиторы при чтении завещания. Кто? Что? Сколько?