— Ты… вы… Какими судьбами?
— О, это непростой вопрос, — улыбнулся господарь уголком губ; от его кривоватой усмешки веяло холодом. — Дороги судьбы извилисты и мне не подвластны. О них скорее можете поведать вы, сударыня.
Ах, значит, «сударыня»! Значит, с ходу меня тут никто прощать не собирается? Не очень-то и хотелось, ёжкин кот! Я вздернула подбородок.
— Не соблаговолите ли уточнить, князь?
А вот так! Чтоб не думал лишнего, чтоб неповадно… чтоб впредь…
А слезы все равно солоно булькают в гортани, и зрение затуманилось. Ох, беда с девкой, то есть со мной. И хорошо-то мне было как без господаря, тихо, а явился, как гром среди ясного неба, покой мне порушил.
— Макошь, плетельщица судеб, которая с некоторых пор приходится вам родственницей, дергает за ниточки. Уточните у нее.
— Всенепременно, — ответила я равнодушно. — Я, пожалуй, по-другому сформулирую вопрос…
Неужели Влад прав и бабушка принимает постоянное участие в моей судьбе? Сомнительно это. Мы же с ней и видимся очень редко, и все как-то урывками. Да и Макошь, она Макошь и есть. Сидит себе где-то далеко на кисельных берегах, в молочных реках свою дородную красоту рассматривает. А бабушка — в Мохнатовке — травками да заговорами селян пользует. А вдруг… Продолжать эту мысль было неприятно, у меня даже голова закружилась от дурного предчувствия.
— Что тебе надо, Влад? — устало спросила я и присела на лавку, теперь хоть не нужно было смотреть на него в упор.
— Редкое заклинание, древний артефакт, могучий маг, которого я, по твоему замыслу, должна найти и изничтожить?
Он фыркнул и осторожно взял мою руку ледяными пальцами.
— Мне очень жаль, птица-синица, но уже ничего не имеет значения.
— А у меня экзамен сегодня, — всхлипнула я. — И на башню скоро придется идти, на самую высокую в Кордобе. И, если верить слухам, еще и прыгать с нее принудят. А если я ветер не укрощу, если расшибусь насмерть? Ты хоть слезинку по мне уронишь? Или это тоже «не имеет значения»?
— Сегодня никто не поднимется на башню Ветра, никто…
В следующее мгновение господарь рассыпался мириадами брызг. На мозаичном полу беседки осталась только лужа, которая очень быстро подсыхала под жарким элорийским солнцем.
Четыре часа пополудни. От духоты не спасал даже ветреный поток, пущенный мною по кругу у самого потолка.
— Это не мог быть Дракон! — в тысячный раз повторяла Иравари, с тревогой наблюдающая за моими метаниями. — Ты просто очень хотела его увидеть, тебя разморило от жары.
— Ага. И я для потехи создала простецкого водяного голема!
— Скорее инкуба, — пожала плечами подруга. — Все потому, что женская сила в тебе бурлит. Послушалась бы меня тогда в Араде, сейчас была бы спокойна, как слон.
— Ты живых элефантов хоть видела? — сварливо спросила я. — А я видела, три седмицы тому лицедеи приезжали. Так вот…
Эмелина вошла без стука, заставив Иравари замереть в потешной позе и пятиться на цыпочках за пределы видимости. Донья Гутьеррес едва сдерживала возбуждение.
— Всем было велено собраться в общей зале!
— И ты потрудилась подняться по крутой лестнице только для того, чтоб это мне сообщить? Благодарю!
— Мне было не трудно, — шаловливо ответила ветреница. — Ректор решил поздравить нас с первым серьезным испытанием, и прислуга накрыла обед в комнатах, так что мы премило проводили время в соседнем крыле. Игорь передавал тебе…
Я сделала резкий шаг вперед. Эмелина взвизгнула и отскочила, так что я без помех смогла набросить шифоновое покрывало на зеркало.
— Так что Игорь? — спокойно обернулась я к соседке.
Та нервически вздрогнула и раскрыла веер. Ее пылающие щеки слегка подергивались, как при тике. Я, решив, что остудить эдакий пожар жалкими взмахами кружевного опахала дело безнадежное, изменила направление своей потолочной бури. Совсем другое дело! Правда, тик никуда не делся, а даже несколько усилился, а также поплыли черты лица, растянулся рот от уха до уха, пошла волнами шея, складываясь в некое подобие отвратительного жабо под подбородком. «Ёжкин кот! Я же сейчас ее надую!» — спохватилась я и щелкнула пальцами. Ветер с шепелявым хохотом исчез, видимо новая забава пришлась ему по вкусу. Представляю, сколько ни в чем не повинных прохожих подвергнется на улицах Кордобы подобной экзекуции.
— Так Игорь-то что? — повторила я вопрос. — Рассказывал в лицах, как я к нему в опочивальню этой ночью пробиралась?