Он был горд собой. Ещё бы! Провернул такое дело и заодно утёр нос матери. Она не верила, а он сделал! Отец торжествовал. Победно глядя на Володьку, он усмехался и весело подмигивал ему, полный расположения ко всему миру. Пахомов улыбался в ответ, не веря своему счастью. Сбылась заветная мечта! Теперь и перед пацанами будет не стыдно показаться, и в Болгарию есть в чём поехать.
В автобусе, сняв шапку, он ещё раз примерил обновку.
- Застегни, пап, - попросил он, повернувшись к отцу спиной.
Тот взялся за застёжку, потянул её, и планка c с пупырышками отвалилась, повиснув на нитке.
Макулатуру Володька нёс в охапке, прижав к груди. До школы было минут десять пешим ходом. Перевязанные тонкой верёвкой газеты мерцали инеем. Пахомов перешёл дорогу, миновал деревянную коробку хозмага и остановился, положив ношу на снег. Потряс ноющими от усталости руками, машинально читая выведенные углём надписи на дощатой стене магазина: "Аквариум", "Спартак - чемпион", "Кино", "Катя - дура".
По Северной, гудя, тащился кортеж грузовиков: хоронили водителя, работавшего на разрезе. Пронзительные сигналы машин сливались в оглушительный рёв. На заиндевелых проводах сидели воробьи. Фаянсовая лазурь неба, задевая за края деревянных и блочных двухэтажных строений, рассекалась заснеженными соснами.
Из-за угла хозмага вдруг вынесло Грищука с двумя приятелями. До Пахомова донеслось:
- Я ему, короче, говорю: "Ты только перед девками не вздумай про Хон Гиль Дона болтать". Он: "Я чо, дурак, что ли?". Приходят девки, и он такой: "Х-хон Гиль Дон".
- Га-га-га! Не, про Шаолинь круче.
- Завтра, вроде, "Рыжую Соню" показывают. С молодым Шварцем. Прикиньте!
- Зашибись!
Тут Грищук увидел Пахомова и остановился.
- Оба-на! Какие люди! Вовчик, в школу, что ли, собрался? Зырьте, пацаны, макулатуру несёт.
Пахомов насупился.
- Маргарита же велела собрать. Вот и несу.
- Ты дурак, что ли?
Пахомов промолчал.
- Чего ты ссышь перед Маргаритой? Ничего она тебе не сделает.
- Я не ссу, - угрюмо ответил Пахомов. - Мне для конкурса надо. Чтобы в Болгарию поехать.
- В Болгарию? Типа, отличник? Как в "Артек"?
Пахомов поднял связку.
- Ладно, я пойду. А то держать тяжело.
Грищук приблизился к нему и вдруг ударил снизу по газетам, выбив охапку из рук.
- Ты чего, офигел?
- Ребя, тут килограмма три будет, - сказал Грищук, подхватывая связку.
- Отдай!
- На возьми.
Пахомов кинулся к нему, но Грищук перебросил газеты товарищу, а тот метнул их следующему. Так они и кидали, издеваясь над Володькой, который метался между ними, чуть не плача от обиды.
- Отдайте, придурки!
- Ты за языком-то следи, козёл!
У Володьки задрожали губы.
- Отдайте!
- На возьми, чухан.
Володька потянулся было к своей ноше, но пачку снова перекинули Грищуку. Тот взялся за узел, покачал связку в руке.
- А на фига тебе эта Болгария?
- Тебе-то что! - плача, выкрикнул Пахомов.
- Гля, пацаны, ща разревётся!
- Не отдашь? - завопил Володька. - Тогда я Маргарите скажу, что это ты про бомбу звонил.
- Совсем оборзел, урод?
- Отдай газеты, - упрямо повторил Пахомов.
- Да ты заманал уже! - Грищук раскачал связку и отшвырнул её в загаженный собаками сугроб. - На, подавись. Пошли, пацаны.
Володька бросился за своим сокровищем, отряхнул его от снега и, прижав к себе, без оглядки побежал в школу. Откуда только такие сволочи берутся? - подумал он. Этот Грищук, небось, и курит ещё.
Глава шестая
В середине марта Маргарита приболела, так что историю вместо неё вела Любовь Сергеевна - молодая, субтильная, с пышной причёской. Пахомову она сразу понравилась: живая, улыбчивая, куда там замороженной Маргарите!
Представившись, сказала, будто извинялась:
- Я знаю, у вас на сегодня задан рассказ про "стахановцев". Но все рассказать, конечно, не успеют. Давайте, кто хочет, тот пусть и расскажет. Ну, кому пятёрки нужны?
У Пахомова аж мурашки побежали от её улыбки. Он поднял руку.
- А можно про героический поступок? Я в книге читал...
Светка Глушан с удивлением посмотрела на него. Отродясь Пахомов не вызывался отвечать.
- Можно и про поступок. Будешь рассказывать?
- Ага.
- Ну выходи к доске. Как тебя зовут?
- Володя Пахомов.
"Ботан пошёл", - пробурчал с "камчатки" Грищук.
Любовь Сергеевна выискала его фамилию в журнале.
- Ну давай. Мы слушаем.
Пахомов набрал в грудь воздуха и затарахтел:
- На одной стройке в Сибири комсомольцы долбили лёд на реке. Долбили-долбили, а потом у одного лом раз - и ушёл в прорубь. С железом тогда было тяжело, каждый лом на счету! И вот, хотя стоял сильный мороз, комсомолец разделся и прыгнул вслед за ломом в прорубь. Нашёл его на дне и вытащил обратно. Так для страны были спасены несколько килограммов железа.
Он гордо уставился на учительницу. Та глядела на него, ожидая продолжения. Потом спросила:
- Ну а человека-то спасли?
Пахомов растерялся. В книжке об этом ничего не говорилось. Да он и как-то и не задумывался.
- Ну да, конечно! - сказал Володька. - Оттёрли, всё в порядке...
- Ну и отлично. Садись. Пять.
На перемене его подозвал к себе Грищук, ошивавшийся с несколькими старшеклассниками возле подоконника. Рядом, спиной к Грищуку, переминалась с ноги на ногу Наташка Рыкова - крупная черноволосая деваха с некрасивым лицом, казавшаяся лет на пять старше своего возраста.
- Чего тебе? - холодно спросил Володька, приближаясь.
- Да ближе подходи, не бойся.
Пахомов подошёл ближе. Грищук вдруг схватил его за правое запястье и ткнул им в задницу Рыковой. Та обернулась - Грищук, отпустив руку Пахомова, заржал.
- Дурак! - выкрикнул Володька, торопливо отходя прочь.
- Это ты сделал, Грищук? - взвизгнула Рыкова. - Совсем охамел?
- Я-то тут при чём? - заорал тот. - Моя, что ли, рука была?
- Дебил!
По коридору носились вопящие первоклашки. Между ними, прижав к груди журнал, лавировала Камира Петровна - учительница литературы.
- Здравствуйте, Камира Петровна, - поздоровался с ней четвёртый "В".
- Здравствуйте, - проговорила та с улыбкой, входя в класс.
Беляков, прислонившись к стене, листал "Технику - молодёжи".
- Видал, что этот урод сделал? - спросил его Пахомов.
- На то он и урод, - откликнулся Беляков, закрывая журнал, на обложке которого красовался чёрный параллелепипед, пронзённый по центру жёлто-красным лучом.
- Про лазеры читаешь? - спросил Пахомов.
- Ну да.
Пахомов тоже подпёр стену, метнул хмурый взгляд в сторону Грищука.
- Надо всё-таки Маргарите сказать, что это он директору про бомбу звонил.
- А то она не знает! - усмехнулся Беляков.
Пахомов обомлел.
- Так это правда он был?
- Да вся школа об этом трындит.
Володька скуксился: вся школа трындит, а он - ни сном, ни духом. Как же так?
Большая перемена ещё не закончилась, когда внезапно появившаяся завуч погнала четвёртый "В" в класс.
- Ребята, сейчас вам расскажут про здоровый образ жизни, - объявила она. - Это важно. Послушайте и сделайте выводы!
Ученики затосковали. Завуч вышла, и в классе поднялся галдёж. Кто-то ударил соседа учебником по голове, в доску ударился кинутый кем-то бумажный комок. Пахомов от нечего делать стал рассматривать стенд с политинформацией, висевший справа от его парты. Ближе всего к нему красовалась вырезка из "Костра" с рисунком испуганной девочки, бредущей куда-то в сумерках. Под рисунком был текст: "Однажды вечером я встретил на улице одинокую девочку, которая шла на кладбище, держа в руках маленький свёрток. Вокруг не было ни души, и девочка дрожала от страха. Я спросил, не потерялась ли она. "Нет, что вы! - ответила она. - Я иду в часовню поставить свечку за упокой души бабушки. А ещё мне надо положить хлеб на её могилку". Вот это да! Удивлённый, я стал расспрашивать девочку. Оказывается, она верила, что существует какой-то бог, который сурово покарает её, если она не выполнит определённые обряды...".