— Нет, подожди, — твёрдо ответил тот. — Должно быть, ты тогда подумала, что я обманул тебя и оставил, несмотря на все свои обещания.
— Да, я так и подумала, — честно отозвалась Акме. — И думаю так иногда до сих пор, но…
— В тот же вечер после того, как мы с тобой… — он замялся, — ходили к Провидице, меня вызвал к себе отец и заявил, что отсылает в Беллон отвезти некоторые бумаги. Он приказал мне оставаться там до тех пор, пока карнеоласские посланники не вернутся домой, в Карнеолас. Я должен был сопровождать их. А им было приказано работать в Беллоне ещё два месяца. Я долго спорил с отцом, но это был приказ короля — изданный, скреплённый печатью. Нарушь я его, король имел полное право заключить меня в тюрьму. У меня даже не было времени поговорить с тобой, я должен был уезжать тотчас. Я так и не добился от отца ответа, чем была обусловлена подобная спешка. Полагаю, так он решил, что сможет уберечь меня от похода в Кунабулу. Я даже письма не успел написать тебе, он следил за каждым моим шагом. Записку я смог отправить уже за пределами Кеоса. Я отправил более десяти писем за тот месяц. Я догадывался, что ты можешь их не получить, и я оказался прав. Их перехватывал отец. Ты не представляешь, каких трудов мне стоило закончить все дела раньше. Втёрся в доверие к этому зануде, Верховному Судье Беллона, и в конце концов добился того, чего хотел: он потребовал, чтобы я сопровождал его на пути в Кеос. Я прыгал до потолка, заручившись письменным согласием Трена.
— Но ты вернулся на день раньше заседания Тайного Совета, — сказала Акме. — Ты сказал, что был на балу. Почему ты сразу не пришёл ко мне и не объяснил мне всё?
— Никто не должен был знать, что я прибыл во дворец гораздо раньше, чем беллонский судья. Но, поверь, я очень хотел, — глаза Гаральда неистово засверкали, лицо потемнело от гнева. — Когда я увидел, как ты танцуешь с Арнилом, как бесстыдно он ведёт себя с тобой и как он поцеловал тебя на балу, мне захотелось приложить его смазливую рожу о стену. С разбега. Я видел, как ты вышла из зала и стояла в парке, но когда я плюнул на все предосторожности и решился подойти к тебе, ты уже возвращалась в зал, а вокруг были гости, которые могли узнать меня.
Акме молча глядела ему в глаза.
— Пожалуйста, не молчи, — тихо попросил Гаральд.
— Раз ты был откровенен со мною, я тоже буду, — Акме усмехнулась, но обожания в её взгляде больше не было, только разгорающийся гнев, глаза сузились. — Кем ты меня считаешь?
— Не понял.
— Кем ты меня считаешь, если думаешь, что я поверю в эту твою идиотскую историю? Ты не подошёл ко мне на балу, потому что проверял меня. Ты узнал и об отношении принца ко мне, и о подарке, который я не приняла, и решил понаблюдать, сдамся перед его натиском или нет.
Гаральд замер, пристально глядя ей в глаза, потом ответил:
— Такие мысли тоже были. Всё-таки я оставил тебя на целый месяц и ни разу за это время не дал о себе знать. А принц всегда был рядом.
— Я прошла твою проверку? — бровь Акме угрожающе выгнулась. Очень угрожающе.
— Прости меня, — ответил Гаральд. — Даже если бы ты выбрала его, это твоё право.
Щёки девушки пылали. Но не от смущения. От злости. Кулаки сжались. Ей хотелось придушить его. Выплеснуть ему в лицо чашу с водой, желательно с кипятком. Она вспомнила свою угрозу — выжечь его изнутри — и желание выпустить огонь начало поглощать болезненным жаром. Первым её порывом было встать, уйти и запереться в комнате на все дни пребывания в Локене. Она дёрнулась, отодвинув стул.
— Стой, — выдохнул Гаральд, сжав её руку. — Ты можешь уйти, если так этого хочешь. Но мы наконец должны пройти через этот неприятный разговор, чтобы между нами более не было недопониманий.
Акме всё же поднялась, но не ушла. Отошла в сторону со сложенными на груди руками, чтобы пройтись по длинной веранде. Огонь рвался наружу, ей нужно было подышать и походить, чтобы успокоиться. Разговор действительно был очень неприятным.
Гаральд подождал некоторое время, потом подошёл к ней. Акме заговорила, стараясь, чтобы её голос не прыгал:
— В день выезда из Кеоса я чувствовала невероятное облегчение. Радовалась, что уезжаю из этого прогнившего Нелея. Уезжаю от придворных, короля, твоего отца, этой Габриэлы. А главное — от вас двоих. Мне хотелось кричать, когда я поняла, что вы тоже едете в Кунабулу.
— Рассчитывал, что ты обрадуешься, когда поймёшь, что я еду с тобой, — пробормотал Гаральд, вставая рядом с ней.
«Вот же самодовольная скотина!» — подумала Акме, на этой раз ей захотелось засмеяться.
Заказ был принесён. На тарелках поданы горячие ароматные булочки с корицей, с клубничным, яблочным, вишнёвым повидлом. Доставили и дымящееся жарко̀е, и невероятно аппетитную утку с жареными грибами.
— Акме, — снова заговорил Гаральд. — Прошу тебя: пойдём пообедаем. Неизвестно, когда ещё нам удастся так вкусно поесть.
— Ты проголодался?
— Да. И я не вернусь за стол без тебя.
— И не думала, что ты такой шантажист, — вздохнула Акме и решила сдаться.
Также принесли вино, от которого девушка решила держаться подальше: от его крепости язык мог развязаться, а поведение стать слишком легкомысленным. Тщательно сдерживаемые чувства и эмоции могли разорвать её, о последствиях было страшно подумать. Она несколько удивлённо оглядела всё это многообразие, и Гаральд, усмехнувшись, осведомился:
— Ты разве не голодна?
— Разумеется, я голодна. Но не привыкла столько есть. Не одолею даже четверти из того, что нам принесли.
— Зато съем я, — Гаральд довольно улыбался. — Я порядком устал от вяленого мяса и сухарей. К тому же мы должны есть и набираться сил. Прошу тебя, не будь такой суровой и напряжённой. Ты раскусила мои мотивы в Кеосе, щёлкнула, как орех, мне не по себе. Я с первого дня нашего знакомства понимал, что ты не только ошеломляюще красива, но ещё и умна. Но не так. Я бы очень хотел, чтобы мы научились доверять друг другу. Раздели со мной обед и выпей со мной вина.
— Но я не…
Гаральд уже разливал вино по бокалам. Акме внимательно глядела на него и чувствовала, как сердце её наливается истомой и теплом. Его настроение передавалось и ей. Напряжение, смятение, волнение постепенно уходили. Ей захотелось почувствовать его губы на своих губах. Она страстно желала этого и боялась. Их последний поцелуй в Кеосе был восхитителен. А следом за ним пришло жёсткое приземление.
Отпив вина и съев немного утиного мяса, Акме отпустила остатки своей тревоги. Ей пришлось по душе место, которое её спутник выбрал для обеда; нравился день, погода, общество Гаральда Алистера.
— Нам практически ни разу не удавалось поговорить откровенно, — вдруг заявил он. — Мы постоянно обсуждали какие-то дела, касающиеся нашего пути, Архея, — или ругались, но мы почти не говорили друг о друге. Расскажи мне что-нибудь. Например, о своей учёбе в Орне.
— Я думала, ты и так всё знаешь обо мне, — усмехнулась девушка. — Разве тебе не было поручено выведать всё?..
Гаральд помрачнел, и Акме остановила сама себя. «Доверять друг другу… хорошо…».
И она повела свой рассказ о том, чем занималась в Орне вместе с другими студентами, что делали там помимо учёбы, о танцах. О том, какую помощь предоставляла нуждающимся во время их коротких поездок в селенья неподалёку от Орна. Рассказывала долго, интересно и с удовольствием. С задумчивой и восхищённой тоской возводила глаза к небу или отводила в сторону, вспоминая о чудесном крае, в котором провела столько замечательных лет.
Гаральд внимательно слушал её, не перебивал, задавал вопросы и улыбался. И девушка чувствовала, как сердце её всё больше млеет, а голова плавится. Он был очень красив и внимателен к ней сегодня.
Более того, мужчина начал рассказывать о своём детстве и отрочестве. Он рассказывал о наиболее интересных случаях из его путешествий, о своих проделках. Акме всего однажды задумалась: сколько правды было в этих историях? Неужели она нравилась ему настолько, что он счёл возможным приоткрыть завесу своей таинственности?