Заткнув уши, Глаша повторила это еще много раз, а потом, не выдержав, кинулась вглубь сада.
― Ну, вот… ― Семен Петрович обреченно опустился на крыльцо и, закрыв лицо руками, покачал головой.
― Простите, ― выдохнула Марья. ― Мы нечаянно стали свидетелями разговора. Наверное, нам стоит уйти…
Она подошла к дочери и взяла ее за руку. Крендель тявкнул, повернув мордочку в ту сторону, куда только что убежала Глафира.
― Это вы простите, ― безрадостно, но вежливо улыбнулся Семен Петрович. ― Глафира… Она немного избалована и привыкла получать все, чего хочет. Отца девочка считает своей собственностью. Понимаете… ее мать умерла при родах, Володя сам воспитывал Глашу, потакал всем прихотям. А теперь, когда он, наконец-то, решил связать свою жизнь с другой женщиной… Глафира бунтует.
― Понимаю, ― произнесла Марья, обняв и прижав к себе дочь. ― Наверное, ей просто сложно впустить в свою жизнь нового человека. Может быть, когда она ближе и лучше узнает Пэтси, то подружится с ней.
― Вряд ли, ― мрачно заверила Паша. Мать и Семен Петрович удивленно уставились на нее, но она не смутилась. ― Глаша чувствует людей, она сама мне в этом призналась. И если ей не понравилась эта женщина, значит, с ней что-то не так.
На самом деле новая подруга не показалась девочке избалованной или взбалмошной. И почему-то Паша приняла как данность способность Глаши распознавать людей. Видеть их насквозь. И вообще: ей, Павле, тоже бы не понравилось, если бы, скажем, ее мама нашла себе другого мужа. Она представить не могла, что кто-то даже попытается заменить ей отца. Каждый раз, когда мужчины смотрели на ее мать, или, не дай бог, говорили комплименты, Павла внутренне бунтовала. А ведь Марья ни разу не ответила взаимностью. Никому из них. И все же Павла присматривала за матерью и не дала бы ей увлечься кем-то, кроме отца. Потому сейчас прекрасно понимала Глашу, ее чувства и тревоги. Да у нее бы тоже крыша поехала, если б мать преподнесла такой сюрприз. Паша даже представить не могла, что Марья когда-либо снова выйдет замуж.
― Глафира та еще фантазерка, ― заверил Семен Петрович. ― Иногда она выдает желаемое за действительное. Придумала, что Пэтси ей соперница, и убедила себя в этом. А о личном счастье отца кто подумает? Если ему хорошо с этой женщиной, как по мне, так пусть у нее будут хоть рога и копыта.
Он коротко хохотнул над собственной шуткой.
― Мне кажется, Глаша не придумала… ― возразила Паша и покачала головой. ― И эта Пэтси… Не так уж хороша. Может, у нее действительно есть рога и копыта?
― Павла! ― приструнила дочь Марья. Она впервые видела девочку такой, обычно, она была вежлива и послушна. А тут… ― Разве можно делать выводы о тех, с кем мы не знакомы лично? К тому же, нас это не касается…
Она многозначительно посмотрела на дочь, призывая утихомириться. Семен Петрович и так оказал им громаднейшую услугу. Не стоит злоупотреблять его доверием.
― Можно, я догоню Глашу? ― примирительно попросила Павла. ― Может быть, мне удастся ее успокоить?
― Конечно, беги, девочка, ― ласково разрешил Семен Петрович. ― Сам я уже отчаялся переубедить внучку.
Павла, прихватив задорно тявкающего Кренделя, умчалась в сад, а Марья все еще стояла, немного растерянная. Не знала, что сказать и как поддержать человека, проявившего к ним столько доброты.
― Сын приезжает завтра вечером, ― проговорил Семен Петрович, взглянув на женщину. ― Ты ведь помнишь о нашем уговоре, Марья? Он не должен о вас знать… За один день вряд ли удастся установить в домике оборудование, но порядок наведем. Выделю вам парочку горничных и кого-нибудь из парней.
― Это лишнее, ― попыталась возразить Марья. ― Мы и сами справимся. Нам с Пашей не привыкать работать руками.
― Я обещал поселить вас с уютом и сделаю это, ― объявил Семен Петрович, тяжело поднимаясь. ― Но сегодня вы ночуете у нас. Как думаешь, пойти за ними, или сами прибегут, когда успокоятся?
Глава 9
Павла бежала что есть мочи в попытке угнаться за неугомонным Крендельком. Он точно знал, где прячется его новая подружка, Глаша. Песику наверняка казалось, что это такая новая забавная игра. Когда он обнаружил Глафиру, спрятавшуюся в тенистой, увитой красным плющом, беседке, он разразился громким лаем.
― Тише ты, ― попросила его Павла. ― Не видишь, Глаше плохо. Эй, как ты, подружка?
Паша присела на корточки и откинула с лица Глаши пряди волос. Лицо было припухлым, зареванным. Девочка все еще всхлипывала, и ее худенькие плечи обиженно вздрагивали.