(Но что есть, то есть, и не имеет большого смысла выходить из себя, хотя это дает простор для свободы высказываний. Чего стоит чушь, которую несут Люсебер, Коувенаар или Камперт[28] — столь страстные и столь прогрессивные борцы против удушливого мещанства — пока их популярности и доходам не грозит никакая опасность, — по сравнению с, например, двумя стихотворениями Герарда ден Брабандера,[29] да позволят мне на них сослаться? Я имею в виду «Ничтожный раб стихов и языка» и «Душонки, что тоски глухой полны» из «Пустого человека»).
Имелись ли у него, помимо работы в школе, иные амбиции — а они, должно быть, были у него весьма основательные, ведь он к тому времени уже годами собирал материалы для своих последующих публикаций — дело свое Прессер, совершенно как Биннендейк, знал туго. Уроки он вел хорошо, энергично и, прежде всего, с неисчерпаемым терпением, какового я не наблюдал ни у одного другого учителя. Происходил он от нищего, как церковная крыса, еврейского пролетария, вырос на Преториусстраат в так называемом Трансваальском квартале Амстердама и посему, вероятно, приобрел некую сверхчувствительность в отношении того, что касалось втаптывания в грязь и унижений; однако это не означало, что он, — а это, к сожалению, весьма свойственно человеку, — теперь, в свою очередь, желал сам кого-либо топтать: напротив, эта супер-щепетильность выражалась в исключительной озабоченности, — да, почти страхе, — как бы не обидеть кого-нибудь, не причинить боль или не задеть чьего-либо достоинства. Я никогда не слышал, чтобы хоть кому-то из учеников он сказал нечто высокомерное или карающе-унизительное. Больше всего ему хотелось, чтобы все были от него без ума, поскольку имелась у него эта патологическая потребность — быть любимым. И, в общем-то, так оно и было, хотя слишком судорожное его стремление по возможности угодить всем и каждому иногда можно было истолковать как трусость.
Он приносил с собой стопки старых газет, заставлял нас повсюду их выклянчивать, и мы вырезали из них картинки, имевшие отношение к уроку: их мы вклеивали в наши тетрадки по истории, сопроводив собственным комментарием. Французская газета L'Illustration была основной нашей рудоносной жилой. Я не знаю, было ли это наклеивание картинок тогда чем-то необычным или революционным, но полагаю, что да.
Каждый свой класс он выводил на исторический экскурс по Старому Амстердаму, после чего, как правило, вся компания отправлялась подкрепиться в китайский ресторан под названием «Кинг Хонг», что на Биннен Бантаммерстраат. В наше время такие вещи не заслуживают даже упоминания, но тогда это было нечто неординарное.
Все это напрямую связано с темой данной книги, в которой я излагаю взгляд Прессера на историю. Насильственное упрощение было для него не чуждо: он уже тогда был на короткой ноге с исторически-материалистическим, марксистским анализом истории, согласно коему человеческие поступки станут определяться исключительно интересами, главным образом экономическими, которые и будут формировать собственно побудительные причины истории. Например, истинные мотивы Крестовых походов он видел в поисках новых торговых путей в Индию и Дальний Восток. Подобная манера изложения, сводившая историю к псевдонауке, ни в коем случае не противоречила тому, что мне вдалбливали дома, — напротив. То, что я, тем не менее, столь четко помню подход Прессера как нечто особенное, подтверждает, что он, видимо, с должной последовательностью придерживался этого замечательного учения.
Марксистские упражнения в истории весьма привлекательны, поскольку без большого труда способны объяснить буквально все. (Неразрешимые проблемы разрешаются путем отрицания существования оных.) Для каждого исторического события они превосходно умеют указать обуславливающие его побудительные экономические причины. Однако, если при идентичных обстоятельствах где-то происходит противоположное, оно с той же легкостью может быть объяснено ссылкой на факт, что тот-то и тот-то исторически предопределенный к власти класс «своей власти еще не осознал». Все может быть объяснено, а это означает, что в сущности ничего объяснено быть не может. Что редко когда материальные ценности, но всегда нематериальные идеи — религиозные символы, тяга к власти, мечты об освобождении, национализм и т. д. — дают толчок вождям, народам и богатым мира сего, — подобный взгляд для исторической школы является табу.
(Гражданская война в Северной Америке, согласно данному учению, имела целью освобождение черных рабов, — не потому, что поддержка рабства вступала во все более вопиющее противоречие с перенапряженным ожиданием вечного блаженства и идеалами юной американской колыбели свободы, — но потому, что «капиталисты с их индустрией гораздо лучше обслуживались свободными рабочими, нежели рабами». Этот, путем марксистского учения внедренный «принцип выгоды», делающий любую торговлю на этической основе немыслимой, есть не что иное, как впущенный через черный ход и вновь введенный в употребление наследственный грех кальвинизма, согласно которому человек «по природе плох и к чему-либо хорошему неспособен». Но это между прочим.)
28
Любертус Якобус Сваансвейк alias Люсебер (1924–1994) нидерландский художник, поэт, литограф. Геррит Коувенаар (р.1923) — нидерландский поэт и романист. Ремко Камперт (1929) — нидерландский поэт и прозаик. Все трое были представителями литературного направления «пятидесятников» и членами экспериментального артистического сообщества «Кобра».
29
Герард ден Брабандер — псевдоним нидерландского поэта Яна Герардуса Йофрита (1900–1968).