Выбрать главу

«… и теперь я подумываю примкнуть, я бы так сказал». Смешно, — я с трудом подбирал слова. Мальчик у органа огляделся, словно кого-то искал. Он не взял себе кофе, и я представил, как, будь я один, я быстро проложил бы себе путь через толпу, дабы завладеть чашкой кофе для него и принести ему… Но нет. Даже на это я бы не осмелился… Я попытался придать своему взгляду отсутствующее выражение, чтобы не выдать ректору Ламберту С. моего интереса к чему-то еще, кроме Рима, но взгляд мальчика встретился с моим. Его большие, темные, блестящие глаза неподвижно остановились на моем лице, — казалось, удивленные, но также и любопытные и даже дерзкие.

— Ты женат? — спросил ректор Ламберт С. Его переход на «ты» поразил меня, но не оттолкнул. Смедтс и его сопровождение тактично отвернулись и завели беседу между собой.

— Женат… — повторил я. — В определенном смысле… Я хочу сказать… у меня есть друг… — закавыка была в том, что это было правдой лишь наполовину, или вовсе не было правдой, потому что у меня больше не было друга… никого у меня не было…

Мальчик за спиной ректора Ламберта С., стоявший на том же месте, шагнул вперед, чтобы посмотреть на меня. На несколько секунд его взгляд опять встретился с моим, и теперь он улыбнулся, чуть-чуть, но несомненно улыбнулся.

— Но это никакой роли не играет, — нервно поведал я. — Его это совершенно не волнует. — Ректор Ламберт С. кивнул и, казалось, задумался.

Мальчик находился не более чем в четырех-пяти метрах от меня. Как долго он еще будет стоять там, и как долго продлится разговор? «Подожди меня», — умоляюще подумал я.

— Речь о том, — выпалил я ректору Ламберту С., не в силах больше безотрывно смотреть на стоящего за его спиной мальчика, — речь о том, что я думаю, мне надо стать католиком.

Интерес мальчика внезапно угас, словно отсутствие недвусмысленного знака заинтересованности с моей стороны разочаровало или задело его. Больше не глядя на меня, он повернулся и направился к выходу.

— А почему, собственно? — спросил ректор Ламберт С.

На миг я онемел. Мальчик был уже на улице и плотно прикрыл за собой дверь.

«Да, черт возьми, — думал я, подыскивая ответ, — на кой ляд все это нужно?»

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Вопрос ректора Ламберта С. был вызван не бесцеремонностью, а, несомненно, возник в знак некоего инстинктивного отпора: по-моему, Ламберт С. питал подозрение, что имеет дело с каким-то полоумным фанатиком. Разговорившись, он оттаял, и в конце концов пригласил меня к себе домой для беседы, как-нибудь вечерком на следующей неделе. Приняв приглашение, я распрощался с ним, со Смедтсом и его свитой и потащился домой.

Вими весь следующий день дома не было: он играл на скрипке и где-то познакомился с мальчиком, таким же скрипачом или альтистом, который затем разок побывал у нас дома и пробудил во мне, — но, прежде всего, в Вими, — чрезвычайно сильный сердечный пыл, о чем предмет сего пыла, обычный невинный школьник лет семнадцати, даже в отдаленной степени не подозревавший, что его могут счесть красивым и желанным, похоже, не имел никакого понятия; в любом случае этот мальчик, в свою очередь, пригласил Вими к себе в съемную комнатенку для совместного музицирования. Время возвращения Вими из этой щекотливой экспедиции, которой, возможно, суждено, а может, и не суждено будет обернуться обоюдной игрой на их собственных гобоях любви, обговорено не было.

Я пожевал хлеба, решил было почитать или написать письмо, но мне не сиделось на месте, и я принялся расхаживать по квартире. Это была дыра, совершенная развалюха, запущенная и разоренная к тому времени, когда мне, после долгих лет пресмыкательств, мольб, околачивания порогов и унижений перед окошками соцсобесов, предоставили ее в качестве жилья, и каждая попытка улучшения ее путем ремонта или перестройки — но это я соображу только много лет спустя, прежде всего, когда начну понимать, что любой, живущий в Амстердаме и желающий достичь чего-либо или что-либо осуществить, должен как можно скорее оттуда убраться — означало лишь трату денег и бессмысленные хлопоты. И все-таки мы довольно много там сделали, Вими — красил, я же довольно примитивно плотничал, сооружая неуклюжую, изобилующую занозами мебель. Неподалеку располагалось сообщество какой-то студенческой корпорации, члены коей, вконец износив мебель, время от времени выкидывали ее в канал. Я выуживал то, что проплывало мимо моих дверей и казалось мне стоящим, и таким образом мы обзавелись несколькими креслами XIX века и диваном, — сиденья их были попорчены грязной водой, а некоторые державшиеся на клею части расшатались и при определенной температуре и влажности издавали странный запах, — но тем не менее могли еще сгодиться.