Дицерно выждал несколько секунд и произнес:
— Миледи… окажите мне честь и позвольте представить… брата Марно. Брат Марно известный и очень искусный служитель священной Налы.
«Марно» — самое обычное имя, но Оливия пожалела, что они не выбрали другое. Она бросила взгляд на Чайза и увидела, что у него снова изменилось настроение. Он дергался, не в силах сдержать возбуждение и оторвать взгляд от переодетого вериста. Он все понял! Неясно, как ему это удалось, но сомнений быть не могло: он догадался, кто перед ним.
Жизнь превратилась в кошмар внутри кошмара.
— Прошу вас, встаньте. Добро пожаловать в наш дом, брат Марно.
— Миледи, я благодарю богов за возможность и честь помогать лорду Пьеро.
Его голос звучал резко и глухо — ничего общего со звучным басом Стралга. Лицо же оказалось совсем не таким, каким она представляла себе лицо знаменитого повстанца — красивое, чувственное, аристократичное. Он был очень похож на Дульо Кавотти, своего погибшего отца.
— Вы сумеете облегчить страдания моего мужа?
— Не я, миледи. Богиня.
— Разумеется.
Ему следовало сказать «моя богиня».
— Ты недавно в нашем городе?
Надо же, Чайз решил завести светскую беседу! Неужели грядет начало новой эры?
Кавотти, видимо, вспомнил, что у него селебрианский акцент, и ловко избежал ловушки.
— Я здесь родился, но много лет не был.
— Ты уехал до моего рождения, да?
Переодетый верист секунду молчал.
— Задолго до этого, лорд Чайз.
Оливия фыркнула — может быть, напрасно, но сейчас уже ничто не остановило бы ее сына.
— А ставню ты сдвинул, брат? Чтобы ее поднять, понадобилось целых четыре человека.
— Нет, это сделал мастер Дицерно. Как он наверняка вам говорил, боги дают силу тем, чьи помысли чисты.
Чайз удивленно рассмеялся.
— Я говорил ему, что скромность — признак хорошего воспитания, — заметил Дицерно.
— Я сейчас видел своего отца. Он так ужасно страдает, что я прямо сам не свой, — прищурившись, выдал Чайз. — Ты не мог бы меня немного успокоить и утешить, налист? Всего одно прикосновение… — Он протянул ему тощую руку.
Кавотти схватил ее своей огромной лапой.
— Приятель, давай-ка я лучше покажу, как можно легко прогнать беспокойство и ненужные тревоги.
Он подошел к двери и шагнул на террасу. Чайзу пришлось следовать за ним, хотя он лягался, вырывался и вопил.
— Прекрати! Мне больно! Отпусти меня!
— Помощь священной Налы тебе не требуется, — прорычал великан. — Посмотри сюда. Ловкий юноша может легко перебраться через балюстраду и спрыгнуть на речную стену. Обеги город дважды, и ты увидишь, как все заботы уступят место радости от того, что ты силен и здоров.
Когда он его выпустил, Чайз сразу отскочил, потирая белые пятна на руке и сердито шипя, точно разъяренный кот.
— Пойду переобуюсь!
Даже не поклонившись матери, он промчался через зал и исчез тем же путем, каким пришел. Верист хохотнул.
— Прошу меня простить, миледи, но я получил огромное удовольствие от этой маленькой проделки. Я — позор на голову мастера Дицерно. — Он вновь поклонился. — Марно Кавотти к вашим услугам.
— Как ты посмел тронуть моего сына?
В глазах Мятежника загорелся гнев.
— Вам повезло, что я не свернул ему шею, миледи. В его возрасте я был пленником в Болуцци, где меня вынудили стать веристом. Не выучиться там можно было единственным способом — умерев. Любого беглеца догоняли. Вам ведь известно, что боевые звери выследят кого угодно, точно гончие псы? И разорвут на куски. Они растерзали нескольких мальчишек, которым было по тринадцать-четырнадцать лет. А потом показывали нам куски их мяса. Нет, у меня к Стралгу гораздо больше претензий, чем у вас, миледи, а ваш драгоценный внебрачный сынок должен радоваться, что у него еще целы яйца.
Наставник застонал, но Кавотти не обратил на него внимания.
— Грубиян! — Оливия нашла отдушину для ярости, которая крепла в ней весь вечер. — Это ты скоро лишишься некоторых частей тела! Чайз наверняка пошел к старшей налистке — спросить, знает ли она брата Марно.
— И сколько ему потребуется, чтобы добежать до вигелиан?
— Всего несколько минут.
— Миледи! — вскричал Дицерно. — Вы не могли бы послать за ним дворцовую стражу? Какой ужас!
— Нам хватит времени, — спокойно проговорил Мятежник. — Но чем меньше вы будете знать, тем лучше, учитель. Оставьте нас. Я предлагаю вам покинуть Селебру, как только утром откроются ворота.