Она не смогла ничего больше об этом рассказать и затем начала связывать свое состояние с событиями из прошлого. Она была уверена, что ее проблемы начались пять лет назад, когда она до свадьбы забеременела от своего (пятого) мужа, который был категорически против беременности. Ее оскорбило это, но она не смогла отстоять свои права и сделала аборт, чтобы угодить ему, а также в обмен на обещание жениться на ней. Ее муж, очень состоятельный мужчина, был «по-матерински» ласков с ней. Однако она с неохотой вспомнила, что в ночь перед абортом он вел себя грубо, особенно когда отказался ласкать ее грудь из-за того, что она стала «слишком большой» в результате беременности. Он ни разу не навестил ее в клинике, и от этого ей было очень больно. С того времени она пребывала в унынии и чувствовала себя опустошенной.
Что было еще хуже, спустя три или четыре месяца после того, как начались их отношения (это было семь лет назад), она узнала, что он трансвестит. В ее отсутствие он надевал ее одежду. Когда она спросила его об этом, он признался в переодевании. Затем он «потребовал», чтобы она тоже принимала в этом участие. Она согласилась в надежде, что это как-то избавит его от проблемы или снизит ее интенсивность.
Однако ее участие произвело обратный эффект, так как он становился все более требовательным в отношении затрат времени, безупречности и совершенствовании навыков. Теперь он хотел заниматься этим каждый день: не только он должен был переодеваться в женщину, но и она должна была надевать довольно специфическую одежду, как правило, очень вульгарную. Она должна была разыгрывать сценки, в которых ей доставалась «доминирующая» роль, но всегда по его сценарию. Поначалу эти сценки были довольно безобидными, но со временем становились все жестче и агрессивнее, с использованием туфель на шпильках, цепей, плеток, удавок и т. д. Все это казалось ей отвратительным и окончательно отвернуло ее от секса.
Как может показаться на первый взгляд, это всего лишь еще один случай садомазохистического поведения, нередко встречающееся в парах, в которых первертные действия совершаются по взаимному согласию. Однако мне бы хотелось особо отметить сильное отрицание моей пациенткой себя как целостного человека и ее крайнее принижение себя как женщины. Она обратилась ко мне, прикрываясь предменструальным напряжением, и, кажется, сама не слишком верила в это объяснение.
Позвольте теперь перейти к самой сути проблемы, которая обнаружилась намного позже во время ее лечения. После аборта и выторгованной таким образом свадьбы последовала длинная череда претензий со стороны мужа по поводу ее внешнего вида. Сначала ему не понравилась форма ее носа, и он «предложил» ей сделать косметическую операцию, за которую был рад заплатить. После того как она последовала этой «рекомендации», он сказал, что «возможно, ее зубы не совсем в порядке», и она подверглась обширной стоматологической операции. Потом были «мешки под глазами», а также он вдруг счел, что ее грудь «слишком большая». Она не только молча соглашалась на все операции, но и, рассказывая о последней, резко возразила: «Это было также по медицинским показателям», — так как в молочных железах было обнаружено много кист. Хирург удалил грудные железы и заполнил пустоту силиконом. Она сказала, что после операции ее грудь стала абсолютно нечувствительна к эротической стимуляции.
Эта пациентка, с которой я встречалась много лет назад, иллюстрирует гипотезу Граноффа и Перье (Granoff & Perrier 1980). Объясняя психопатологию первертной женщины, они указывают, что расщепление Эго, вызванное косметической хирургией, оказывает глубокое необратимое влияние на личность женщины. По их мнению,
«женщина сама по себе становится фетишем, наделенным, как все фетиши, сексуальной значимостью, но в то же время абсолютно непригодным для реализации обычных сексуальных целей. Такая женщина за счет своего тела-фетиша служит в гетеросексуальных отношениях защитой от латентной гомосексуальности. Мужчина при этом становится средством для достижения цели, так как он был отвергнут ею в тот момент, когда попытался установить с ней фаллические отношения. Его твердое убеждение, звучащее как «ты моя женщина», связано с его согласием также обращаться с ней как с фетишем» (р. 80).