Если бы не Советская власть, мне бы детей не учить. Без Советской власти наши матери нас неграмотными оставили, мы весь свой век с досады локти кусали. Та же участь и наших бы детей ждала, да время переменилось. Из-за того я еще больше душой тянулась к Советской власти. А дети мне подниматься помогали, вместе с ними я росла: нонче не только матери детей растят, а и дети матерей.
Летом на меня весь скотный двор оставили. Людей мало, так решили одной доярки хватит. Авдотья в то время в декретном отпуске ходила, заменяла ее Лукея Тюшина. И почему-то захотело правление ее дояркой оставить. Она молода да здорова, покрепче меня, так думали, что одна справится.
Тут уж я и сама за себя стоять начала:
- В зиму, - говорю, - столько труда приняла, выходила телят, а Лукея пришла под готовый стан, только ножки ставь.
А правление говорит:
- Если можешь двадцать скотин на руки взять, справляйся.
Я духом не упала, взялась. Первое время еще и телятницы не выделили, так я и шестнадцать телят выпаивала. Заведующая МТФ Анна Сергеевна в больнице лежала, так я два месяца еще и ее заменяла. Да еще и весь навоз из хлева выносила сама и пастухом работала.
Встану я в четыре часа утра, побегу на луг, пригоню коров. Запущу в хлев, доить начну. Опять выпущу коров, молока за два раза по два ведра на маслозавод снесу. Тогда и телятами займусь: выпою и в луга выпущу. Они по лугу, как цветы, раскинутся. Навоз из хлева вынесу - день настает. К одиннадцати часам закончу, сбегаю домой, попью да поем - бегу за коровами. Коровы на песке под самым сенокосом лежат. Я сбегаю на пожню, не могу утерпеть, куч полдесятка сена еще накучу, а сама в то время на коров смотрю. Как начнут коровы вставать, бросаю я сено, гоню скот в деревню. Снова дойка, едва поесть успеешь.
Свою корову я и забыла, домой-то только в гости ходила, так в моем хлеве старуха Тюшиха досматривала. А я в колхозном хлеву до двенадцати часов трудилась. По-настоящему надо бы за коровами и ночью смотреть, да у меня сил уж не хватает больше, спать бегу.
Павлик окончил техникум, приехал домой, удивился:
- Чего, - говорит, - тебя загоняли так?
- Кому-нибудь да надо делать, - говорю. - Людей не хватает, а дела в колхозе выше глаз.
Павлик прожил с неделю и говорит:
- Мама, мы поедем в Москву на экскурсию. Всех выпускников наших туда посылают.
А я рада, что сын такую честь, заслужил.
- Посмотри, - говорю, - там за меня. Нам, может, и не придется увидеть, так хоть вы-то посмотрите Москву белокаменную. Приедешь домой матери расскажешь.
6
В ту пору из МТС прибавили нам еще одну косилку. Людей, которых с сенокоса освободили, колхоз на путину выделил, а сена теперь еще больше ставил. В другие колхозы и тракторы пошли. Скота у нас на ферме прибавилось, а по нашим лугам - все еще не так много. Думали мы целиком на сельское хозяйство перейти, да рыболовство - вековечный наш промысел. Тем более, что в новые рюжи да ставные невода рыбы втрое больше, чем прежде, шло. От рыбной ловли у нашего колхоза в банке большие тысячи лежали. От путины да от сенокоса доходы год от году росли.
В колхоз, кроме газет, и журналы стали приходить, в красном уголке книги завелись. Радиоприемник купили. Патефон сначала в школе ликбеза стоял, а потом мужики его на путину взяли - в обед можно и музыку послушать.
В октябре ночи темные, ветры холодные, снежком порошит, а у нас в красном уголке и светло, и тепло, и весело.
За один год работы в колхозе меня выдвинули в ударницы и дважды премировали. В старое время уж известно, какой простому человеку почет был: не вперед пропускали, а назад толкали. Да и я вперед не забегала, хоть и позади не оставалась: все искала путь да дорогу.
Прежде имени моего люди не знали, отчества не слыхали. Люди вокруг были друг другу чужие.
Село Оксино от нас в семи верстах, а всегда звалось чужое село да дальнее.
И своих соседей не каждого ближним называли: искоса глядели да говорить не хотели. Встретишься с иным, так лучше под ноги не суйся стопчет.
Взять такой случай: когда я ребенком на седьмом году ходила по миру, встретилась однажды на лестнице с Семеном Коротаевым. Так он мне такую оплеуху закатил, что я по лестнице на землю скатилась. Так, ни за что ни про что. Вот тебе и сосед!
А при колхозе люди по-другому зажили: дружно да согласно.
Ананий Шевелев чужой мне, и не сосед даже, а не раз помощь оказывал: то сани мне поправит, то валенки ребятишкам изладит. Он до колхоза тоже всю жизнь бедовал. А если человек сам все испытал, жизнь узнал, он и людям сочувствует. Да и другие колхозники по-человечески ко мне подходили, где делом, а где добрым словом помогали. Колхозная работа всех людей переменила.
В единоличном бытье каждый только свое дело, свою работу знал. Никто в чужое житье не совался, люди в чужом пиру своих свечей не жгли.
А в колхозном деле друг у друга надо спросить да сказать, да посоветоваться. И кто шире дело захватит да ладом его сделает, тот и на виду в колхозе, ему честь воздают, низко кланяются. Колхоз нас в одну семью свел, согласье между нами посеял, работу полюбить заставил.
7
Перед выборами собрания у нас пошли. Стали мы обсуждать да намечать, кого нам выбрать в Верховный Совет. Приезжали к нам из райкома партии, все разъясняли. Рассказали они нам про стахановца Мусинского Василья Степановича с архангельского лесозавода да про народных кандидатов из Красного Флота. Узнала я, какие это достойные люди, и сразу у меня душа легла отдать за них свой голос. Почувствовались они мне близкими, как свои родные.
- Таким людям довериться можно, - говорила я соседкам и соседям на собраниях. - Прежде, когда старост выбирали, созывали в Пустозерске сходку. Разошлют повестки мужикам, домохозяевам. Иной поедет, а иной и плюнет, дома останется. А нас, женок, и дело не касалось, как будто и людьми нас не считали. Да и из мужиков, если кто поедет, так пропьют да проспят - не знают, чего велось и чего делалось. И без них выйдет, что выберут господ да полугосподье - у кого пузо толстое да казна в кармане густа.
Нынче люди шли как на праздник.
В день выборов поднялись пораньше, чтобы до указанных часов все дела справить. Принарядились и пошли на избирательный участок.
- Какой праздник-то у нас! - говорю я женкам. - Прежде пасха за год первым праздником считалась, а нынче у нас выборы за весь век первый праздник наш.
Провели мы его с великой радостью.
Неделей раньше подобрала я женок поголосистей, уговорила в праздник песни петь. И вот мы затянули песенку. Новых песен, кроме частушек, еще не знали мы, так старинку-матушку прихватили.
Попели мы проголосных песен, потом на игровые перешли.
И снова я призадумалась: время новое, а песни старые. Не о том поем, что на сердце лежит. Старые песни не подходят, а новые не сложены. Про выборы пропеть охота, вот и свои своедельные частушки в ход пошли:
Петухи уже пропели,
Ой, подружка, скоро свет,
Выходите спозаранья
Все на выборы в Совет.
Да частушка песню не заменит, не распоешься.
После выборов не могла я найти покоя: захотелось мне песню спеть, свою песню, какую душа подсказывает. Денно и ночно об одном думаю: как бы мне песню сложить да как бы ее на люди вынести. Рассказать ли мне, описать ли мне - не знаю, не ведаю. И столько я мучилась с этой затеей. Не знаю, как за дело взяться. С кем бы мне обсудить да посоветоваться? Ни брату родному, ни другу ближнему рассказать про свои мысли я не могла: они не больше меня знают да понимают.
И решила я выбрать как-нибудь время, пойти в Оксино и поговорить там с грамотными людьми. Думала я поехать к моей знакомой Надежде Николаевне Морозовой. Она, как и я, из простых людей, работала в райкоме партии. Полгода назад приходила она к нам в Голубково с докладом, ночевала у меня и хорошо со мной поговорила, без гордости. Совсем я собралась пойти к Морозовой, да из-за дела со дня на день все откладывала.