И видно, что ему по сердцу пришлись вопросы секретаря.
- Этак они к осеннему гону как раз подоспеют? - все ласковей спрашивает Талеев. - К новой весне ни одной сырицы** не останется? Пожалуй, "Харп" на первое место выйдет? План оленеводства вдвое выполнит?
Хатанзейский и вовсе растаял, только успевает ответы давать:
- Подоспеют!.. Не останется!.. Выйдет... Выполнит!..
А Иван Филиппович теперь коровами интересуется. Спрашивает он, сколько в Коряговке коров отелилось, как телята растут. Выходило по ответам Хатанзейского, что на колхозной молочной ферме дела идут еще лучше: телят много, ухаживать за ними ненки-доярки не хуже русских научились, за сутки теленок без мала на килограмм прибывает.
- К осени-то этак и вовсе на больших сойдут? Можно будет нового приплода от них ждать?
- Что я, вовсе глупый, что ли? - рассердился председатель. - Да наш зоотехник меня повесит за такое дело...
- За какое дело? - удивляется Талеев.
- Да кто мне разрешит породу мельчить! Холмогорская ведь порода-то...
- А кто тебе разрешал мельчить породу оленей? - говорит секретарь райкома.
И только тут смекнул Хатанзейский, к чему клонил Талеев. А Талеев объясняет:
- Осенью в оленьих стадах начнется гон. Телята пасутся вместе со всеми оленями. На будущую весну важенки недоростки будут иметь уже своих телят. Сколько таких важенок гибнет от нерастёла, ты, товарищ Хатанзейский, не хуже меня знаешь. Сколько телят мертвых родится? А и выживут - будут они мелкие да больные. По приросту "Харп" на первое место выскочит, а на самом деле весь план оленеводства рушится. Через год-два-три стада измельчают, олени выродятся. Что же это, как не очковтирательство? - спрашивает Талеев.
Хатанзейский молчит.
- Это самый настоящий обман государства, - говорит Талеев.
- Что же мне делать? - спрашивает председатель "Харпа".
- Отдели их в особое стадо.
- Силы не хватает. И сейчас-то едва справляемся. Оленей беда много.
- Тогда вот что. Поезжай в Нарьян-Мар на зональную станцию и скажи: пусть они что хотят придумывают, а чтобы ни одного случая ранней стельности в стадах не было. И помни, что оленью породу тоже не портить, а улучшать надо.
Председателям колхозов да бригадирам советует Талеев не забывать про политическую работу. И опять светлозерцев в пример приводит.
- Мне, - говорит, - Сядэй рассказывал, что там сами рыбаки дружной семьей живут и других за собой тянут. И беседы, и читка газет, и радио все у них поднимает людей на выполнение плана.
- На перевыполнение, - поправляет его Матвей, а сам улыбается.
- Да, - соглашается Талеев, - на перевыполнение. Колхоз "Весна" первым изо всех рыбацких колхозов выполнил свой план белой рыбой, объявляет он рыбакам.
Все захлопали в ладоши. Матвею пришлось встать и раскланяться.
- Надо работать так же, как работают светлозерцы, - закончил Иван Филиппович.
Михайло Вынукан сидел, сидел да и поднялся.
- Сильный, - говорит, - народ светлозерцы. А только мы, голубковцы, тоже силы своей не утаим. Взялись - так поборемся...
Последним говорил Матвей.
- Нынче, - говорит, - не то что человек от человека, край от края не прячется. Что мы здесь сказали, услышат и в Казани. Что посеяно на Алтае, процветает и в Полтаве. А мне что-то думается про Астрахань. До войны мы с ней не один год делами перекликались. Нынче пора опять мирная. Давайте-ко, други, вспомним старую дружбу да кликнем-ко им свой вызов. Пусть снова наша мать Печора с Каспием об руку идет!..
3
В самом Юшине живет бригада из деревни Пылемец. Тони у них под боком, на том же правом берегу, ставные невода ставят за Печорой, а семга подойдет - ловят ее между Юшиным и Пнёвым. Когда мы всем собранием вслед за Талеевым пошли смотреть, как работает Юшинский рыбоприемный пункт, пылемчане только что подъехали к берегу со свежим уловом. Пылемецкий бригадир Александр Семенович Попов был вместе с нами на собрании, а рыбаки и без него свое дело знают.
- Каково, ребята, рыбка подошла? - спрашивает Попов.
- Хорошо! Взвеселила! - откликаются рыбаки.
Вытащили они на берег ящики, а с берега и в склад несут.
Приемщик Яков Дрыгалов встречает рыбу у весов. Только глянул он на ящики - головой закачал:
- Вот это рыбка! - говорит. - Не рыба, а серебро.
Глаз у него наученный, лишний раз ему не надо рыбу перебирать. Видит он, что сиги как клин, и первым сортом принимает. Чешуя у сигов не сбита, сами они долгомерные, мясистые, килограмма полтора каждый. Александр Семенович довольнешенек:
- Сиги хороши, так ведь это еще мелкотье. Ты глянь-ко, каковы у нас нельмы, - глаза разбегутся.
А рыбаки уже носят новые ящики, и в каждом - одна к одной полнотелые, мягкие, нежные нельмы.
Набежали рабочие шкерильщики. Бригадиром у них Якова жена, Варвара Степановна. Ростом она маленькая, сама черненькая. И такая она шутница-пересмешница! Вот и сейчас - не успела за порог склада шагнуть, а уж кричит:
- Но, ребята, держись! Придется опять с белоглазыми побороться!
А "ребята" у нее - переселенки из разных мест и краев - того и ждут. Хватают они ящики с рыбой, по двое за ящик, и тащат на склад.
За дощатой загородкой под ножами только шум стоит. Ножи у шкерильщиков бритвенной остроты: проведут таким от головы к хвосту - брюхо нельмы на две половинки развалится. За жиром не видно чрева. С обеих сторон сорвет шкерильщик по белой полосе, и все равно потроха в жиру, как в сметане замешаны. Собрала Варвара Степановна с одной крупной нельмы весь жир, бросила на чашечные весы, на другую чашку поставила гирю на полкило не может гиря перетянуть...
- Вот так нельма! - удивляемся мы.
- Видно, что на свободе питалась, - смеется Варвара, и зубы у нее блестят, как нельмовая чешуя...
Сигов и нельму помельче уложили в высокие чаны и засолили.
Когда чаны наполнятся и рыба вберет в себя соль, сложат рыбу в бочки, заколотят и с первым пароходом отправят в Архангельск. Крупную, отборную нельму понесли на ледники. Там ее уложили в ящики, пересыпали снегом и солью и оставили замерзать. Придет пароход с холодильником, и повезут ее свеженькую. Будут есть ее люди да нахваливать:
- Ну и рыбка, будто только что из воды!
На другой день собрались мы было в клуб наведаться, да узнали, что открыт он только по вечерам, когда собирается молодежь на танцы. Все другое время и книги в библиотеке, и газеты в читальном зале, и шахматы, и бильярд под замком.
- Да у вас хуже, чем у нас в Пнёве! - удивляется Михайло Вынукан. Только вот радио у нас нет.
- Почему?
- Да питание выдохлось.
- Батареи в Нарьян-Маре есть, - говорит Матвей. - Закажи через рыбкооп. Как можно жить без радио? - удивляется он. Да нашим светлозерцам это и глаза, и уши, и души половина. Нынче в нашем светлозерском клубе Москвы уголок.
Знала я, что Матвей не хвастает. Про клуб Матвей даже скромно сказал: был это не клуб, а Дом культуры. Хороший в Оксине драматический коллектив: он и в Нарьян-Мар с постановками ездил - в грязь лицом не ударил. Не худой в Оксине хоровой кружок, песенниц у нас немало. А в Светлозерье все на голову выше, на что там ни посмотри - на колхозную радиогазету, телефонную станцию, на живое дело агитаторов, на вечерние лекции колхозников - во всем Светлозерье другим печорским деревням пример показывает и этим далеко славится.
В Юшине светлозерцы заглянули в каждую мелочь: не задерживает ли Юшино почту, хорошо ли поставлено дело в сберкассе? Как и на собрании в рыбацких делах, так и здесь видела я, что хорошего везде много, будет и лучше. Попади я на теперешнюю путину десять годов назад, ушки заплясали бы. А теперь жизнь на десять ступеней вверх шагнула, и мы уже недовольны: все кажется нам, что на какую-то ступень мы еще шагнуть могли бы.
- Сами не хотим от жизни отставать, да и жизни от нас отстать не дадим, - услышала я слова Матвея и вздрогнула: будто мои мысли он прочитал.