— Ну, что же, леди и джентльмены! Я полагаю, пора открывать бал.
Миссис Кирни одарила его быстрым и презрительным взглядом, затем сказала дочери ободряющим тоном:
— Ты готова, милочка?
Улучив минуту, она отозвала мистера Хулоена в сторону и спросила его, что все это значит. Мистер Хулоен не знал, что все это значит. Он сказал ей, что комитет сделал ошибку, решив устроить четыре концерта, — четыре слишком много.
— А эти артисты! — сказала миссис Кирни. — Конечно, они из кожи лезут вон, но, право же, все они никуда не годятся.
Мистер Хулоен согласился, что артисты никуда не годятся: комитет, по его словам, решил махнуть рукой на первые три концерта и приберечь все таланты к субботе. Миссис Кирни промолчала, но по мере того, как посредственные исполнители на сцене сменяли один другого, а публика в зале все редела и редела, она начала жалеть, что потратилась ради такого концерта. Что-то во всем этом ей не нравилось, а безразличная улыбка мистера Фицпатрика ужасно ее раздражала. Однако она молчала и ждала, чем все кончится. К десяти часам программа истощилась, и все быстро разошлись по домам.
В четверг на концерте было больше народа, но миссис Кирни сразу увидела, что в зале сидят одни контрамарочники. Публика вела себя бесцеремонно, словно не на концерте, а на генеральной репетиции. Мистер Фицпатрик, по-видимому, был очень доволен, он вовсе не замечал того, что миссис Кирни следит за его поведением и сердится. Он стоял у бокового софита, по временам высовывая голову, и пересмеивался с двумя приятелями, сидевшими с краю на галерке. К концу вечера миссис Кирни узнала, что в пятницу концерт не состоится и что комитет решил сделать невозможное, но добиться полных сборов в субботу вечером. Услышав это, миссис Кирни разыскала мистера Хулоена. Она перехватила его по дороге, когда он, хромая и спеша, нес стакан лимонада какой-то молодой особе, и спросила его, правда ли это. Да, это была правда.
— Но ведь это, разумеется, не меняет контракта. Контракт был заключен на четыре концерта.
Мистер Хулоен торопился; он посоветовал ей поговорить с мистером Фицпатриком. Миссис Кирни начинала беспокоиться. Она вызвала мистера Фицпатрика из-за софита и сказала ему, что дочь ее подписала контракт на четыре концерта и что, само собой разумеется, она должна получить предусмотренную контрактом сумму независимо от того, даст общество четыре концерта или меньше. Мистер Фицпатрик, который сразу не понял, в чем дело, как видно, затруднялся разрешить этот вопрос и сказал, что поставит его перед комитетом. От гнева кровь бросилась ей в лицо, и она едва сдержалась, чтобы не съязвить: «А кто это „Комитет“, скажите, пожалуйста?»
Но она чувствовала, что это было бы недостойно воспитанной женщины, и промолчала.
В пятницу с раннего утра по улицам Дублина разослали мальчишек с пачками афиш. Специальное объявление появилось во всех вечерних газетах, напоминая меломанам о празднике, который ожидал их завтра вечером. Миссис Кирни несколько успокоилась, но все же сочла нужным поделиться своими опасениями с мужем. Он внимательно выслушал ее и сказал, что, пожалуй, будет лучше, если в субботу он пойдет вместе с ней. Она согласилась. Миссис Кирни уважала мужа так же, как уважала Главный почтамт — как нечто большое, основательное и надежное; и хотя знала, что таланты его немногочисленны, ценила в нем абстрактное достоинство мужчины. Она была рада, что он предложил себя в спутники. Она снова обдумала свой план.
Наступил вечер большого концерта. Миссис Кирни вместе с мужем и дочерью явилась в концертный зал Энтьент за три четверти часа до начала. К несчастью, вечер был дождливый. Миссис Кирни отдала накидку и ноты дочери на сохранение мужу и обошла все здание, разыскивая мистера Хулоена или мистера Фицпатрика. Она не могла найти ни того, ни другого. Она спрашивала распорядителей, есть ли тут кто-нибудь из членов комитета, и наконец после больших трудов один из них разыскал маленькую женщину по имени мисс Бейрн, которой миссис Кирни объяснила, что ей нужен кто-нибудь из секретарей. Мисс Бейрн ожидала их с минуты на минуту и спросила, не может ли она быть чем-нибудь полезна. Миссис Кирни испытующе посмотрела на старообразное лицо, в котором застыло выражение восторга и доверчивости, и ответила:
— Нет, благодарю вас!
Маленькая женщина выразила надежду, что зал сегодня будет полон. Она смотрела на дождь до тех пор, пока унылый вид мокрой улицы не стер восторг и доверие с ее морщинистого лица. Тогда она сказала с легким вздохом:
— Ну что ж! Видит бог, мы сделали все что могли!
Миссис Кирни пришлось вернуться в артистическую.
Артисты съезжались. Бас и второй тенор уже приехали. Бас, мистер Дагген, был стройный молодой человек с торчащими черными усиками. Он был сыном швейцара в какой-то из контор города и еще в детстве оглашал огромный вестибюль конторы своим зычным голосом. Из этого скромного положения он выбился своими силами и в конце концов стал первоклассным артистом. Он выступал и в опере. Как-то раз, когда заболел один из оперных артистов, он исполнял партию короля в опере «Маритана»[7] в Театре королевы[8]. Он спел свою партию с большим чувством и силой и был очень тепло принят галеркой; к несчастью, он испортил хорошее впечатление тем, что по забывчивости высморкался раза два в лайковую перчатку. Он был непритязателен и говорил мало. Он говорил «дык» (вместо «так») до такой степени мягко, что это проходило незамеченным, и, заботясь о своем голосе, никогда не пил ничего крепче молока. Мистер Белл, второй тенор, был белокурый человечек, ежегодно участвовавший в «Feis Ceoil»[9]. На четвертом конкурсе ему была присуждена бронзовая медаль. Он был болезненно истеричен и болезненно завидовал другим тенорам, прикрывая свою истерическую зависть бурными изъявлениями дружбы. Его слабостью было рассказывать всем, какая пытка для него выступать в концертах. Поэтому, завидев мистера Даггена, он подошел к нему и спросил:
7
Опера ирландского композитора Уильяма Винсента Уоллеса (1814—1865) на либретто Эдуарда Фицболла.
8
Один из трех крупных театров в Дублине в начале XX в. В отличие от Королевского театра и Варьете не имел постоянного репертуара.
9
Праздник