Ей почудились шаги в комнате сына. Опять явился призрак? Жуткий страх, что он бросится к ней в постель и овладеет ею, помутил рассудок, кровь застыла в жилах, а потом хлынула к сердцу, подобно тому, как бунтующая толпа лавиной устремляется по улицам города к площади. Но она тут же взяла себя в руки и устыдилась своего испуга, вызванного конечно же беспокойством о ее Пауло.
Нет, она не хотела, не желала больше следить за его поступками. Она должна сохранять спокойствие, должна оставаться вот так, как сейчас, в темноте, в своей комнатке служанки. Она улеглась поудобнее, укрылась одеялом, заткнула даже уши, чтобы не слышать, возвращается он или нет. Но где-то в самой глубине души она все равно чувствовала, что он не вернется, чувствовала, что кто-то насильно увел его, как уводят танцевать человека, несмотря на его сопротивление.
Однако она была уверена в нем. Рано или поздно он сумеет освободиться. Кроме того, она же была тут, под одеялом, и ведь не спала. И ее не покидало ощущение, будто она все еще теребит запутанный узел на своем переднике, решив развязать его.
Глухой шум в ушах казался ей гулом толпы, собравшейся на площади и еще дальше, в долине, — гулом множества людей, которые на что-то жаловались, и смеялись, и пели, и плясали. Ее Пауло был среди них. А где-то высоко-высоко кто-то нежно играл на лютне. Наверное, глядя на танцующих людей, это играл сам господь бог.
Мать Антиоко весь день думала о том, что могло послужить причиной появления священника у нее в доме, но всячески старалась скрыть, что ждет его. Может быть, он собирался укорять ее за ростовщичество и за кое-какие другие занятия. Или же придет из-за того, что она, только для лечебных целей, одалживала людям за небольшое вознаграждение святые мощи, доставшиеся ей в наследство от родственников мужа. А может, тоже хотел взять денег взаймы для себя или для кого-нибудь еще. Так или иначе, когда ушел последний посетитель, она подошла к двери, сунув руки в карманы, полные тяжелых медных монет, и посмотрела, не возвращается ли хотя бы Антиоко. Он возвращался в сопровождении священника. Вот они пересекают площадь — две черные фигуры, освещенные луной.
Она сделала вид, будто опускает железную штору на дверь. Доведя ее до середины, подперла колышком. Движения ее, несмотря на крупное телосложение, были легкими, только голова, в отличие от других женщин в селе, была маленькая, укрупненная обвитыми вокруг нее черными косами.
Когда священник подошел к двери, она выпрямилась и с достоинством приветствовала его, устремив на него свои томные и в то же время горячие глаза. Затем она пригласила его во внутреннюю комнату, и Антиоко взглядом умолял ее быть понастойчивее.
Священник, однако, добродушно ответил:
— Ничего, мы тут посидим, — и сел за один из длинных, почерневших от вина столов.
Антиоко, успокоившись, встал рядом со священником и огляделся по сторонам, чтобы понять, все ли в порядке в доме. Он опасался также, что войдет какой-нибудь посетитель.
Но никто не входил, и все было в порядке. Большая тень матери накрывала шкаф за маленькой стойкой с зелеными, красными и желтыми бутылками с ликерами, в то время как свет керосиновой лампы падал на маленькие черные бочки, придвинутые к стене напротив. Вот и вся обстановка, не считая стола, за которым сидел священник, да еще одного, пустого. А у входа над дверью висел на перекладине пучок дрока, служивший для прохожих указателем, что тут вход в остерию, и в то же время отгонявший мух.
Антиоко весь день ждал этого момента. Ему казалось, что должна раскрыться какая-то тайна. Он боялся, что кто-нибудь помешает, что мать совершит какую-нибудь оплошность. Ему хотелось, чтобы она держалась более покорно, была более уступчивой перед священником. А она, напротив, снова ушла за стойку и уселась там важно, точно королева на троне. Как будто не знала, что этот человек, сидевший, как обычный посетитель, за столом в их остерии, был святым, творящим чудеса. И не испытывала даже благодарности к нему за бойкую торговлю вином, какую принес ей этот день.
Но вот наконец священник заговорил.
— Я хотел бы видеть и вашего мужа, — начал он, поставив локти на стол и смотря сквозь соединенные кончиками, чуть разведенные пальцы, — но Антиоко сказал, что он вернется только в будущее воскресенье.
Она слегка кивнула головой.