– Не надо. Пожалуйста. Это… ослабит меня.
Он с шумом упал на спину, посмотрел на Луну и хаос звёзд.
Она сжала его пальцы. Крепко, как будто боялась, что он захочет вырвать руку. Он не хотел.
Через минуту, судорожно выдохнув, она заговорила.
– Я не смогу помогать. Понимаешь?.. Ведь ты заметил, да?.. Ты понял, да?..
Он лишь кивнул, боясь спугнуть откровение.
– Я должна быть сильной. Всегда.
– Но ты же не можешь спасти всех. – голос его прозвучал хрипло и горько.
– Не могу. –– она крепче сжала его пальцы. – Никто не может. У каждого своя судьба. Но от кого можно – смерть отводится.
– Почему здесь? Ты могла бы работать в госпитале. Там, куда нас привозят пачками. Зачем ты припёрлась именно сюда, в самое пекло. Да ещё в мужской батальон, где бабам не место.
Она чуть расслабила пальцы и замолчала. Показалось, что больше она не заговорит. Но он ждал. И был вознаграждён за терпение.
– Я… не сиделка. И… не медсестра. Я… Мать. Можешь смеяться, крутить у виска. Мне всё равно. Большинство считает меня юродивой, чокнутой…
– Но это не так. – он тоже умел утверждать словами.
– Не так. – она чуть сильнее сжала его ладонь. – Этот образ не совсем маскарад. Просто удобен. Так легче. Никто не обращает внимания. Ты становишься невидимкой. Никому и в голову не приходит вглядываться и анализировать.
– Кроме меня.
– Кроме тебя. – легко согласилась и поудобнее ухватилась за его пальцы. – Я… подозревала, что так будет. Но думала, у тебя это пройдёт. Ты успокоишься.
– Или меня убьют. И проблемы не станет. – он пожал плечами. Говорить о своей смерти было так легко…
– Нет. Тебя не могли убить.
– Нет?.. – он уловил крошечную ямку в уголке её рта. Она сдерживала улыбку. – Но я никогда не называл тебя Ма и не стоял, как баран, в очереди, чтобы ты благословила поцелуем мой лоб.
– Ну и что? Этого было не нужно.
– Почему? – он даже опешил от такого заявления.
Она отпустила его пальцы и оперлась на локоть, вглядываясь в его лицо. В глазах плясали смешинки.
– А ты не понял?.. Я думала, ты знаешь. Я касалась тебя, когда пришла в лагерь той ночью.
И тут он вспомнил. Сочный голос, который хотелось съесть. «Тише, солдат. Я своя. Я Мать...» – и лёгкое прикосновение руки.
Он во все глаза смотрел на неё.
– Ты никогда не прикасалась и не благословляла тех, кто об этом не просил…
Она повела плечом, пытаясь скрыть неловкость.
– Это каждый должен был решить сам для себя. К тому же я не всемогуща, и не могла уберечь всех. В какие-то моменты я сильнее, а иногда – нет… Порой я всё же прикасалась без предупреждения. Тебя, Командира… Не скажу, что делала это случайно. Но и не потому, что кто-то из вас важнее других и должен выжить… Есть силы, над которыми и я не властна. Так должно быть. И всё.
Он отвел глаза и тихо пробормотал:
– Всё равно не вижу причины, почему ты появилась здесь.
Она молчала. Долго. Томительно.
– Ну почему же?.. У меня целых две причины появиться именно здесь. Я Мать.
Она снова затихла. И он не стал подталкивать. Она села, скукожилась, прижала колени к груди и положила на них голову. От этого голос звучал глухо, чуть слышно, но он ловил каждое слово, даже неразборчивое, даже полупонятное.
– Они были погодками. Похожие друг на друга, как близнецы. Порой многие так и считали. Они ходили в один класс. И мало кто знал, что между ними – разница в десять месяцев… Когда началась война, одному исполнилось восемнадцать, второй чуть-чуть не дотягивал до девятнадцати… Сейчас бы им было по двадцать одному году. Но они навсегда остались восемнадцати и девятнадцатилетними… Мои прекрасные чистые мальчики с огненной верой в глазах… Они погибли здесь, в этом батальоне. В самом начале войны.
Мне сорок. И я уже никогда не буду матерью. Разве что другим. Тем, кто может и должен пережить. Так я решила, когда очухалась от боли. Я искала вас. Бродила по земле, искалеченной войной. Попадала в разные места и к разным людям. Но нигде не задерживалась надолго. Меня вела цель. Когда увидела тебя, то уже знала: я на месте. Там, где должна быть.