Эксплуатировать можно не только то, что есть и действует, но и то, что ещё не родилось, но обещает быть. В науке обретает много людей, которые умело используют громкую тему, красивую мечту. Они могут долго обещать, красочно рисовать перспективу — в мире найдётся много людей, которые верят, слушают и ждут.
Борис Качан рано усвоил истину: умей красочно расписывать свои планы, и тебя будут не меньше уважать, а может и больше, чем того, кто кое-что создает, но трудится молча, вечно торчит в тени, в потёмках и даже о созданном не умеет толком и вовремя доложить.
Борис работал в институте, возглавляемом отцом, непререкаемым авторитетом в области электронных автоматических систем. Благосклонные улыбки, готовность помочь сыну директора, поддержать, — в глаза и за глаза лестные аттестации: «Какая умница! Голова, полная идей, организатор, стратег. Он, пожалуй, дальше папеньки шагнёт».
А тут не зовут к столу, — распалялся он в своей обиде.
Неожиданно на крыльце появился сенс — стройный, как парень, с шапкой волнистых красивых волос.
«Пятьдесят… Врёт, толстяк проклятый! Сенс этот — молодой, ему тридцать пять-сорок; он, видно, спортом занимается. Здоров, как бык. Светится от счастья. Вот он в обе ладони захватил руку Наташи, галантно наклонился, целует.
Прошёл к машине, снял велосипед. Ударил об землю колесами — раз, другой. Вскочил, как на коня. И — полетел.
Наташа вернулась на веранду и скоро вновь появилась с двумя вёдрами, — пошла доить корову.
С велосипедной прогулки экстрасенс вернулся нескоро; было уже темно, когда на веранде хлопнула дверь, и Наташа, счастливая, весёлая, взялась за руль велосипеда и до слуха стоявшего у чуть раскрытого окна Качана явственно донёсся её голос:
— Если не возражаете, я поставлю его во времянку.
К дому подъехал газик-вездеход и из него, словно горох, высыпались три человека. Быстро и ловко, — видно, свои люди, — открыли калитку, взбежали на крыльцо и скрылись за дверью. На веранде, дотоле затемнённой, вспыхнул свет, и за сине-голубыми газовыми гардинами задвигались, засуетились силуэты трёх мужчин. Они вели себя резво, бурно, будто пьяные, — вскидывали руки, устремлялись к Наташе, и кто обнимал её за плечи, целовал в щёку, кто тряс руку, приветствуя или поздравляя. Среди гостей маячили фигуры и отца Натальи, и постояльца, — все были возбуждены, расставляли на столе цветы, бутылки, вручали Наташе какие-то подарки.
Борис понял: у Наташи день рождения, друзья приехали её поздравлять. Нетерпение, взбодрённое ревностью, властно им овладело, он раскрыл чемодан, вытряхнул оттуда содержимое. Выбирал подарок. Сначала хотел понести махеровый шарф, затем отшвырнул его, достал со дна чемодана куртку из тончайшей замши цвета хаки, — недавно мать купила ему на иностранную валюту в «Берёзке». Сказала: «В расчёте на то, что когда-нибудь ты похудеешь». Отыскал в библиотеке друга цветную лощёную бумагу, сделал красивый пакет и принялся за свой туалет. Являлись и сомнения: «Удобно ли, я ведь почти незнаком», но тут же: «А, чёрт, будешь ты ещё хлопать ушами!»
И через несколько минут он уже стоял у двери веранды, звонил. Дверь ему открыла Наталья. Вскинула удивлённо чёрные ресницы, смотрела с явным недоумением.
— Вам молока?
— У вас, как мне кажется, сегодня день рождения?
Наташа вспыхнула румянцем, взгляд её потеплел.
— Да, да. Вы проходите, пожалуйста. Будете гостем.
— Вот вам подарок. Экспромтом, но от всего сердца.
К ним подошёл мужчина, с пышной прической седеющих темных волос, с карими, умными глазами.
Смотрел на Бориса пристально и как будто бы с неприязнью.
Наташа его назвала:
— Николай Семёнович.
Сенс протянул руку, наклонил голову. Продолжал в упор разглядывать Качана. Николай Семёнович, казалось, и сам знал, что это Качан, его пациент, о котором ему много рассказывала мать и ради которого он сюда приехал.
— Вы — Николай Семёнович Курнавин, — заговорил Борис, начинавший терять самообладание.
— Да, верно. Курнавин.
— Матушка звонила, сказала, что вы приедете.
— Да, верно. Я приехал. Будем с вами работать, но это потом, а сейчас у нас тут…
Он отлепился взглядом от Бориса и склонился к хозяйке. В этот момент к ней подошли двое из приехавших на вездеходе: рослый голубоглазый богатырь лет сорока и с ним щупленький юнец с испуганно раскрытыми глазами. В них было много жизни и света; юноша едва сдерживал буйство переполнявших его чувств. Видимо, на него так возбуждающе действовали незнакомые люди, а, может, он был так счастлив от близости прекрасной именинницы.