Женщина вновь разрыдалась и опустилась в кресло. Морозов заметно встревожился, взял Елену Евстигнеевну за руку. Сказал:
— Успокойтесь. И позвольте нам пройти к Борису. Где он лежит?
— Постойте. Его усыпил целитель. И велел не тревожить. Сон для него — лучшее лекарство. Инфаркт, слава Богу, не подтвердился. Ему нужен покой.
— Вы кому же верите, Елена Евстигнеевна, врачу или…
— Врач — разбойник! Ну, скажи ты мне — имел ли он право — так грубо, в глаза произнести это страшное слово? Я ничего не понимаю, но, мне кажется, от беседы с врачом больному не должно быть хуже, а Борис, как только услышал это слово «инфаркт», так весь побледнел и сердце его чуть не остановилось.
— Врач поступил опрометчиво, — наконец, глупо, но об этом потом. Сейчас мы должны пройти к больному. Вдруг в самом деле что-нибудь серьёзное — тогда потребуется срочное вмешательство.
— Ну, хорошо, хорошо. Мы пройдем к Борису — только вдвоем, тихо, так, чтобы не тревожить.
Борис лежал бледный; выражение испуга и страдания ещё держалось на его лице. Он вяло пожал руку друга, тихо сказал:
— Извини мать, она, как всегда, с причудами.
Морозов дал команду, и бригада приступила к делу. Расположили приборы, стали исследовать сердце. Морозов следил за работой кардиолога. Прошло с полчаса, но картина не прояснялась. Ни врач-кардиолог, ни Маркарян, ни сам Морозов не могли бы точно сказать: есть у больного инфаркт миокарда или тут что-нибудь другое. Больному сделали укол, и минут через пятнадцать ему стало легче.
— Что, свет-Владимир, задал я тебе загадку? — вяло улыбнулся Борис.
Елена Евстигнеевна сидела у изголовья и наблюдала за действиями врачей.
— Что тебе делал экстрасенс?
Морозов говорил серьезно, стараясь и тоном голоса не чернить самодеятельного целителя.
Ответила Елена Евстигнеевна:
— Глубокий, проникающий массаж.
Склонилась над Борисом, поправила одеяло. Поцеловала сына, сказала:
— Ты полежи, сынок, а мы пойдем в другую комнату, поговорим с доктором.
— Владимир — мой друг, говорите здесь.
— Нет, нет, сынок. Так нельзя, так не годится. Мы сейчас всё обговорим, и я вернусь.
Борис с раздражением махнул рукой. А Елена Евстигнеевна, увлекая Морозова в другую комнату, шептала на ухо:
— Экстрасенс громко, весело говорил Борису: «Инфаркта нет, инфаркта нет. И вообще — ничего серьезного. Ты устал и переутомился — легкий приступ. Я тебя живо поставлю на ноги». Вот эту последнюю фразу он повторил три раза.
И, словно боясь возражений, Елена Евстигнеевна горячо убеждала:
— Паршин немножко гипнотизер. Действует на психику — ну, как это сейчас? — психотерапия. Да, да, хорошо бы вам, Володя…
— Не спорю. У нас, врачей, есть правило — от времен Гиппократа идёт: беседа врача — тоже лекарство.
Морозов говорил не спеша, серьезно, и на лице изображал важную мину, — боялся обидеть Елену Евстигнеевну, заронив скепсис, который был бы ложно истолкован.
Врачи завершили цикл исследований, свернули приборы, стояли в ожидании указаний. Морозов попросил их идти к машине. Елене Евстигнеевне сказал:
— Картина сложная, окончательный диагноз не берусь ставить — предлагаю отправить Бориса в клинику.
— Нет. В клинику не поедем. Инфаркта нет, будем лечиться дома.
— Но я не сказал, что у больного нет инфаркта. Картина сложная.
— Диагноз поставил Паршин. Он не ошибается.
— Но позвольте, кто может поручиться? У нас приборы, новейшая методика.
— Методики меняются. Ты извини, Володя, пусть Борис лежит дома.
Елена Евстигнеевна была непреклонна; взор её горел неестественной силой, всем видом она говорила: мы примем свои меры.
— Хорошо, хорошо, — поспешил успокоить её Морозов. — Кому верить и у кого лечиться — ваше право, но, я надеюсь, вы, Елена Евстигнеевна, не лишите меня возможности бывать у вас и наблюдать больного. Борис мне друг.
— Разумеется, мы будем вам благодарны, если и вы не оставите своим вниманием, но прошу об одном: Паршину не мешать и ничего не делать вопреки его лечению.
Провожая Морозова, хозяйка достала с вешалки шляпу своего сына, показала врачу:
— Борис был в шляпе, когда с ним случилось это… сердечный приступ. Экстрасенс долго её нюхал и, не заходя в комнату и не видя больного, сказал: «Инфаркта нет!» Да, — удивительно, но это — факт! Он слышит тончайшие запахи. Говорят, собака различает два миллиона запахов, экстрасенс — больше. Да, да… — по запахам судит о состоянии человека.
Отослав бригаду в клинику, Морозов сел в свои «Жигули» и поехал на дачу. Ехал он тихо, и красота распустившегося июньского утра его не интересовала. Он был смущён и обескуражен случившимся. Все самые передовые силы и технические средства медицины были им подняты на помощь другу, но и они оказались бессильными поставить диагноз и наметить пути лечения. Уж не права ли Елена Евстигнеевна, больше доверяясь человеку с улицы, громко названному экстрасенсом, чем нам, врачам? И что такое — эти экстрасенсы? Большие нахалы, беспардонные лгуны, или они, в самом деле, способны видеть, слышать и чувствовать то, что сокрыто от обыкновенного человека?..