— Так ты говоришь, что эти сережки ты в «Золотом базаре» покупала? — бросив эту фразу, Сергей направился из офиса, на ходу нащупывая ключи от автомобиля…
Звонок от Димы застал его поздним вечером дома.
— Сергей. Это я, Дима.
— Нашел?
— Конечно. Передаю трубку Екатерине Викторовне.
— Здравствуй Катя.
— Здравствуй Сергей.
— Так ты и впрямь «новый» русский.
— А это для тебя звучит хорошо или плохо?
— Скорее плохо, чем хорошо.
— Рад это слышать.
— Не поняла?
— Рад слышать, что ты не любишь «новых» русских, я их сам не переношу.
— Но ты же один из них.
— Крупинки золота вымывают из речной грязи.
— А ты от скромности не умрешь.
— А я, в общем то, долго собрался жить. Очень долго.
— Ну и куда же ты пропал тогда?
— Да так. Пришлось одну партию в шахматы сыграть.
— Ну и как — выиграл?
— Выиграл.
— Поздравляю.
— Спасибо. Катя, ты где?
— У матери.
— Можно я послезавтра к тебе приеду?
— Послезавтра?
— Да, у меня завтра, возможно, будет трудный день. Мне придется, наверное, одну блицпартию сыграть. Так можно приехать?
— Ну куда ж от тебя, такого не скромного, денешься….
… — Боже, как хорошо. Тишина. Стог сена и красивая девушка рядом. Куда там люксовским номерам в пятизвездочных отелях. — Сергей перевернулся на спину. — Катя, а вон видишь четыре ярких звезды?
— Где? — девушка близоруко сощурила глаза.
— Да вон, — Сергей начал рукой показывать вверх.
— Ну так что?
— Это созвездие Южный Крест. По древнему поверью он осеняет любовь. Если в ночь, когда он ярко светит, влюбленные признаются в любви друг к другу, то их любовь будет яркой и долгой. Один русский поэт девятнадцатого века…
— Какого века русский поэт?
— Девятнадцатого. Не перебивай. Так вот, один поэт даже написал такие строчки, — Сергей наклонился над девушкой, и вновь от нее приятно пахнуло парным молоком:
И Южный Крест над ними сиял
Когда впервые он ее поцеловал
И осененные этим Крестом
Они предстали перед алтарем…
Последнее слово его губы произнесли с трудом, вступив в приятное единоборство с женскими губами. Языки ринулись навстречу друг другу, сплетаясь, сжимая и влажно терясь друг о друга, как бы репетируя то, что вскоре должно произойти между их хозяевами. И после долгой, долгой паузы, теперь уже женские губы произнесли:
— А потом, наверное, этот русский поэт девятнадцатого века дописал:
И стоял перед ними Крест
И освещал он все окрест
И одета на девушке была фата
А на ушах с сережками висела… лапша.
— Что? — Сергей от неожиданности даже отстранился от девушки.
— Скажи, милый, что, к этим прекрасным сережкам от Сережки, как ты мило выразился, полагается бесплатная нагрузка в виде макаронных изделий?
— Не понял.
— Все ты понял, ты у меня умненький, — девушка игриво растрепала ему волосы, — я хоть и полная дурочка в астрономии, но роман «Южный Крест» читала. Или ты считаешь, что этот стог сена находится в Антарктиде, откуда Южный Крест и виден, русский ты мой поэт девятнадцатого века. Стихи сам придумал?
— Плагиатом не занимаюсь.
Оба расхохотались. Затем девушка пристально взглянула мужчине в глаза, вздохнула, обхватила его за шею, притянула к себе и, уже на грани между реальностью и страстью, шепнула:
— А теперь иди ко мне, милый. Согрей меня на этой антарктиде и избавь от этой лапши… и от всего остального… Я, надеюсь, ты все–таки не настолько стар, как поэт девятнадцатого века…
И последнее, что Сергей успел подумать, прежде чем упасть сверху в этот разверзшийся кратер наслаждений, навстречу этим запахам свежескошенной травы, парного молока, этому шуршанию сена и женской одежды, была мысль: «Господи, только б не опять эти эротические трусики!»