Оставив записку на столе рядом со свертком с документами, Серафима Дмитриевна решила наконец-то прилечь, сил совсем не осталось. Сев на кровати, она медленно подняла ноги, уложив их по одной под тяжелое одеяло, опустилась на подушки и закуталась, подоткнув одеяло. Нужно как-то постараться заснуть. Спала она плохо. Сон был тревожным и непродолжительным. В квартире зябко. Сквозь щели в рамах задувает промозглый майский ветер. Да, еще несколько дней – и День Победы. Как она раньше любила этот праздник!
Когда был жив Георгий, они вместе ходили на парад. Она шла с колонной театра, он присоединялся позже после обязательной речи перед рабочим коллективом.
– А как Мила радовалась, когда видела, что к ним приближается отец! Бежала – не удержать, завидев издалека. Видный был мужчина. Улыбка широченная, красная ленточка на груди, обтянутой военной формой, которую он надевал только раз в год, в этот день. Мила запрыгивала на него, обнимая ногами и руками, и он кружился с ней под музыку победных маршей, которые лились из всех репродукторов… Сима закрыла глаза и унеслась в свои воспоминания.
Она всегда была уверена, что муж ее очень любит. Они были прекрасной парой, так говорили все вокруг. Детей только долго не было. Он переживал. А она знала причину бесплодия, только ему не говорила. Казалось, муж не поймет, осудит. Лечилась самостоятельно, скрывая. По врачам ходила, в санатории от театрального профсоюза ездила на воды и грязелечения. Ему говорила, что сердце лечит. Хорошие санатории были: Кисловодск, Пятигорск. Одна ездила. С мужем отпуск не совпадал. Кто же ему тогда рассказал? Столько лет уж прошло, а она так и не знает, да и важно ли теперь? Уже все, ничего не изменишь. Мысли текли медленно, перекатываясь в голове, как шарики головоломки, ища выход, нащупывая верные ячейки, перескакивали через события и годы.
Мила родилась складненькая, кареглазая блондинка, пухленькая, как и все младенцы. Похожая на мать. Серафима всю жизнь приглядывалась к дочери, ища в ней сходство с тем, чужим человеком. И действительно, когда Людмила выросла и оформилась, ничего общего с матерью в ней не осталось. Словно не родные. Вот что значит чужая кровь.
Серафима Дмитриевна так и не смогла уснуть. Сердце ныло сильно, то выскакивая из груди, ухая, как метроном, то замирая, проваливаясь в тишину. Она лежала, прислушиваясь к собственному жизненному ритму, стремящемуся к логическому завершению. Сима точно знала: ей осталось недолго. Как об этом узнают? Наверное, что-то такое есть внутри нас, или это свыше приходит – откровение о конце. Ей оно точно было. Поэтому нужно успеть вспомнить что-то очень важное, что она хотела сделать, но за всю жизнь так и не выполнила.
Что за человек ее дочь Мила? И ее ли она вообще? Серафима продолжала перекатывать шарики головоломки. Тогда, в Пятигорске, Сима ошиблась. Да, теперь она считает тот поступок именно ошибкой, хотя, если бы она этого не сделала, была ли у нее Мила? Обман. Именно обман изменил всю их жизнь. Муж узнал об измене от кого-то из сердобольных людей через тринадцать лет после рождения дочери. Георгий так и не смог ее простить, запил, заболел и просто не захотел больше жить.
Нет, это не сразу случается, нежелание жить приходит постепенно, копясь внутри, накрывая тяжелым одеялом усталости. К этому идешь, складывая в копилку недовольство, обиды, вранье, боль, потери. Копишь, пока она не переполнится, а потом уже и капли достаточно, чтобы наступил конец. Для Георгия концом стала правда о рождении дочери. Хотя правда ли это была? Серафима так и не знает точно, от мужа дочь родилась или от курортного романа. Медицина была несовершенна, лечилась она много лет. Роман на курорте был случайным и бурным. Вернувшись домой, она поняла через какое-то время, что беременна. Муж от счастья помолодел на глазах и забыл о последствиях ранений, которые тревожили его болями долгие годы. Он так ждал ребенка, что Сима и сама поверила: это только их дочь, вычеркнув со временем из памяти тот случай на курорте.
Потом все совпало – правда, пришедшая в их жизнь, переходный возраст дочери, ее внутренний бунт и вдруг открывшаяся непохожесть на родителей. Хотя была ли эта непохожесть? Может, она все придумала? Серафима с трудом села на кровати, решив, что не может уснуть от холода – нужно кофту надеть.
Кофта была из мягкой козьей шерсти, кремовая, с искусно вывязанным узором, теплая и уютная.
– Такой сложный рисунок, а как хорошо у нее получилось! – пробормотала Сима, вспомнив, что кофту для нее связала дочь. – Нужно все-таки сказать.