Субкоманданте Маркос. Между светом и тенью
Белый неуклюжий медвежонок рыкнул протестующе, а потом тихо опустил голову на перебинтованные лапы и уснул.
— Спи, маленький, спи, все хорошо, — Юна погладила малыша по взъерошенной шерстке, поцеловала теплое ушко и вышла из ветеринарного отсека.
Внезапное падение экспериментального спутника в Алмазный океан едва не стоило жизни нескольким десяткам белых медведей, тюленей и прочей крупной северной живности. К счастью, исследовательское судно «Аурора Бореалис» оказалось неподалеку, и они спасли если не всех, то большую часть животных. Одним оказали помощь на месте, других везли на большую землю.
От самой Юны, студентки-второкурсницы, толку больше не было. Животными займутся опытные врачи, а девушка надеялась выпросить у научного руководителя двух-трехдневный отпуск. Объяснить бы еще самой себе, зачем...
— Не думай слишком много, морщины набегут раньше времени!
А научрук тут как тут.
— Твои морщины тебя только красят, — парировала девушка и показала седовласому профессору язык. — Слушай... А можно я возьму одну из птичек и поживу пару дней в Волчьей бухте? Я сверялась с картой, домик сейчас свободен...
— Мятку я тебе не дам. Самому надо. А с Чернышом договаривайся.
Юна благодарно чмокнула научрука в щеку, услышала краем уха что-то ворчливое про очаровательных белокурых студенток и побежала в птичий отсек.
Мятка и Черныш заслуженно отдыхали, отключенные от питания. Юна провела носом по бирюзовой обшивке большой, сурово оснащенной птицы, которая и впрямь пахла мятой, а потом нажала кнопку запуска на мелком юрком птахе.
— Черныш! Полетим в Волчью бухту? Я поживу в домике, а ты будешь делать, что захочешь! Полетаешь, поспишь, погоняешь тюленей. М? Согласен?
— Чер-р-рныш согласен, — металлически промурлыкала птица. — Спать. Гонять тюленей. Игр-р-рать с Юной.
— Ты же мой славный!
Горячий шоколад давно остыл, а Юна к нему не притронулась. Она отключила почти все электричество, оставила только питание для Черныша и тепло. Тонкостенный дом вмиг выстудило бы, если бы его грела старинная печь.
А жаль, что нельзя... Ей бы хотелось вернуться на много, много лет назад...
Перед отплытием она спросила у Ника, что бы ей почитать из его любимых исторических периодов, а Ник, честная душа, и скинул ей раннюю историю сопротивления севера.
Фён. Три буквы. Три звука. Короткое слово. Сколько всего оно перевернуло в ее душе?
Разумеется, Юна и прежде знала об этом этапе всемирного сопротивления. Как-никак, самое начало! Но в школе она учила основные имена, даты, события, достижения, не вникая в детали. Ох, что же ты натворил, Ник?
Текст, стилизованный под старые рукописи, погас и свернулся в книгу. Юна задула свечу, накинула шубку и вышла в морозную ночь. Над головой неторопливо переливалось полярное сияние.
Ветер взметнул белый столб снега и понес его к морю, скованному серыми льдами. Говорят...
Говорят, что в самые глухие ночи к огоньку одинокого путника спускается Белая Ведьма. Молчит, глядит, не мигая, в рыжую пляску костра. Глядит, глядит, и зыбкие тени струятся тонким мужским силуэтом. Пляшет Белая Ведьма, пляшет Черный Змей, а наутро находят на стылых угольях мертвого путника с сердцем, разорвавшимся от тоски.
Что с тобой стало, Белая Ведьма?
Темный силуэт маленького исследовательского самолета на фоне изумрудного неба Юна заметила не сразу. А когда увидела, кто спрыгнул на землю и бежит к ней, лишь махнув пилоту рукой на прощание, позабыла свою смертную тоску и помчалась, врезалась, окопалась в крепких объятиях.
— Ник! Ник, как ты узнал?
— Я — историк! У меня нюх, — выразительно повел смуглым носом с орлиной горбинкой, защекотал ее лицо черными кудрями. — Нюх на исторические факты. Ты здесь, а у меня для тебя — сюрприз!
— Сначала накормлю тебя, медвежонок, — Юна вцепилась в лапу в толстой перчатке и потащила любимого в дом.
— Почему с руками голыми по морозу скачешь? Непорядок!
В заботливом тепле домика оба скинули шубы, шапки, перчатки и прочий северный инвентарь. Упали на серебристую шкуру возле очага и долго, очень долго целовались.
— Какой сюрприз? — деловито спросила Юна сквозь попытку отдышаться.
— Читала?
— Читала, читала! Ты своим Фёном насквозь меня отравил!
— Вот, — Ник ткнул пальцем нос девушки и вдруг превратился из влюбленного чернявого шалопая в серьезного молодого историка. — Нашли картины Вивьен. Те самые, которые считались утерянными. Не все, только три из пяти, а среди них — лебедь...
Опалесцирующий очаг поплыл перед глазами. Юна сглотнула невесть откуда взявшиеся слезы и спросила с мольбой:
— Неужели о них ничего неизвестно? Что с ними стало? Только гипотезы?
Ник встал, неодобрительно поглядел на кружку с остывшим шоколадом, выбрал на дисплее кофеварки два мокко и вернулся на шкуру.
— Скорее всего, Вивьен какое-то время жила в первой республике, есть же точно датированные ее картины. Шамиль написал свои основные философские труды на Шинни, но провел ли он там всю свою жизнь? О Радко и Мире нет никаких сведений, а вот первый микроскоп Лейла изобрела в Пиране. И все. Это младшее, последнее поколение Фёна. О старших остается только гадать...
— А Зося? Эта легенда про Белую Ведьму...
— Ну, с мистической легендой все ясно, а в то, что она еще лет тридцать командовала подпольными отрядами — в это верится с трудом. Когда Зося ушла в Клыки, ей было сильно за пятьдесят. С ее-то тяжелой жизнью, с тогдашней медициной — какие девяносто? Да еще верхом.
Юна аж зажмурилась. Специализация накрепко связывала ее с современностью, и она редко думала о том, какой короткой была когда-то человеческая жизнь. Девяносто лет — уже глубокая старость!
— А легенды? Не могли же десятки людей придумать себе беловолосую женщину, которая прекрасно стреляла и защищала людей от произвола бюрократов.
— Поверь историку: люди искренне верили раньше в совершенно невероятные вещи. Но что касается Зоси, то, мне кажется, кто-то другой мог взять ее имя. А что? Героиня, овеянная славой, она справедливая, сильная, добрая, люди ей верят.
— А в других источниках говорится, что и ее, и ее сыновей расстреляли, — Юна взяла под руку Ника, будто надеялась, что он вот-вот разнесет в пух и прах эту ложь.
— Вряд ли они попались бы все вчетвером. Тем более так: Зося и сыновья. Я допускаю, что Камилла не лезла в драки. Но Герда, Марлен, Марчелло? Кого-то одного могли расстрелять, — Ник взял в ладони лицо Юны и тихонько подул на ее пылающую кожу: — Ты волнуешься. Ты понимаешь?
— Они такие... такие... А сердце-цвет?
— Когда после всех этих взрывов ушла магия, наверняка и он потерял большую часть своей силы. Но есть целых два кандидата на роль его потомков, один у нас, другой — в Бланкатьерре. Оба относятся к близким таксонам и обладают сходными лекарственными свойствами.
За окном, зловеще чирикая, опустился на землю Черныш. Рубиновые глаза птицы заглянули дом, мигнули пару раз и растворились в снежном сумраке.
— Ты не жалеешь иногда, что та магия, которая была у них, исчезла? — робко спросила Юна и доверчиво прижалась щекой к сильному плечу.
— Какая-то исчезла... Но самая главная магия у нас осталась, — и Ник со всей серьезностью торжественно поцеловал девушку в губы. — Что моргаешь? Тебе не показалась, что вся история Фёна — это грандиозный любовный роман?
В пне спиленного под корень дерева нет и следа былого величия. В заколоченных наглухо окнах покосившегося дома не видно призраков света. Осень гоняет листву пополам с мусором по улицам Города Цветов. В соседнем дворе слышны голоса, пьяно распевающие некогда революционные песни.
Молодая женщина поднимается с колен, откидывает за спину длинные змеиные косы и обнимает своего спутника.
— Радко, мы вернулись... Неужели мы наконец-то вернулись?