В обсуждении возможной реформы законодательства ордена принимали участие по сути дела лишь братья. Георг почти откровенно зевал, Амалия отчаянно изображала вежливый интерес, а вот Камилла, пусть и была не напоказ увлечена беседой, куда больше слушала, чем говорила. Марлен поначалу приняла живейшее участие в споре, но смолкла после того, как Ульрих поведал о черных делах нескольких чародеев, сожженных в течение последних трех десятилетий. Барон Фридрих стойко держался и безукоризненно следовал требованиям шантажа.
— Благодарю за честное и откровенное мнение, мой бесценный брат, — мягко и уже слегка нетрезво улыбнулся преподобный Ульрих. — Я обещаю подумать над твоими доводами милосердия по пути в Йотунштадт, благо, по такой дороге времени на размышления у меня будет вдосталь. Но все-таки и ты помни о том, что из-за отложенного сожжения мы упустили двух опаснейших магов. На совести одного из них смерть невинной девушки, а на руках второго — кровь трех юношей, которые едва вкусили радость жизни. Кто знает, сколько еще зла они совершили?
Насчет второго Зося совершенно точно ничего не знала. Но вот первый... Шалом с самого начала поведал Раджи о своем прошлом чернокнижника и о том несмываемом грехе, которым он навеки запятнал свою душу. Нынешний командир от всего сердца жалела бедную девочку, но... Сожги орден в свое время их травника, сколько людей погибло бы на том пожарище, где впервые встретились фёны и низший чародей?
— Признаться, кузен, твои истории заставили меня... нет, не пересмотреть мое отношение к ордену, но подумать о том, что даже за самой чудовищной ложью может порой скрываться толика истины, — после продолжительного молчания подала, наконец, голос Марлен. — Как ни тяжело это говорить, но порой, наверное, если не сожжение, то любая другая казнь необходима. Отвратительно произносить подобные слова, но... что поделаешь. Однако подумай, голубчик, вот о чем. На кострах сжигают всех магов, дабы, спаси Пламя, не упустить действительно опасных. А сколько низших чародеев, обычных людей, которые, бывает, ни сном ни духом не ведают о своем даре, отправляют на костер? Хорошо, положим, те сбежавшие убили четверых. Это страшно. Но скольких убили вы? Не большее ли зло несет правосудие ордена, чем преступники, над которыми вы его вершите?
Уж два дня как командир Фёна покинула лагерь, чтобы побывать на ужине в поместье Баумгартенов, а среди оставшихся дома бойцов по-прежнему не смолкали споры.
Перед отъездом Зоси Шалом рассказал о том, что увидел в знаках Огненной Книги, и его слова, мягко говоря, пришибли товарищей. Если бы они не доверяли травнику с закрытыми глазами, они бы просто решили, что это какая-то ошибка или злой обман.
О создании Огненной Книги ходили легенды, и даже орден не препятствовал их распространению. По официальной версии первую рукопись, что ныне хранилась в главном храме Йотунштадта, нашли на пепле костра, в котором погиб мученик Родгер. На деле же...
— Не хочу обманывать вас и вводить в заблуждение, — объяснял Шалом. — То, что я читаю, что вижу — всего лишь знаки. Они не раскрывают истину, они указывают на нее. Но все-таки я прошу прислушаться к тому, что они нашептывают. На территории Грюнланда, по крайней мере, в горах и предгорьях, на севере, западе и, частично, в центральной части огонь обладает мощнейшей силой. Вы, особенно старшие фёны, убедились в этом на собственном опыте. Увы, мне не посчастливилось познакомиться с ведуном Гораном, но вы прекрасно знаете, что именно в Грюнланде его дар общения с огненной стихией проявлялся особенно ярко. Высший маг «Детей ветра» Арундхати считает, что огонь таит в себе опасность для чарующего. Я же добавлю: он таит в себе соблазн. И однажды, много столетий назад, ему поддались... я не назову вам точное число. Может быть, трое, а может, пятеро колдунов. Не один, но и не слишком много — вот это точно. Их жажда обладания волшебной стихией, их неконтролируемое ощущение собственного могущества едва не опустошили эти земли. Колдунов сожгли, а магия — любая магия, я полагаю, тогда люди были настолько перепуганы и ошеломлены масштабом бедствия, что им было не до нюансов, — так вот, любая магия оказалась под запретом, — травник умолк, давая товарищам возможность подумать и прийти в себя. Когда он решил, что они снова готовы слушать его, Шалом продолжил: — Теперь я хочу поговорить немного о священном числе Огненной Книги. Вот тут преподобные либо лукавят, либо и впрямь не замечают очевидности этого символа. На деле речь идет не о числе «восемь», а о цифре «восемь». Поясняю для тех, кто только учится считать. Число — это то, что есть в действительности. Нас здесь сейчас одиннадцать человек. В нашей отаре две дюжины овец и три барана. А цифра — это символ, который обозначает это число. Это знак. Так вот... я выяснил, что среди всех знаков Книги это — единственный перевернутый знак. Если повернуть восьмерку, то мы получим...
— Знак змея Уробороса, кусающего собственный хвост. Знак бесконечности, — быстро ответил Эрвин.
— Верно, — едва заметно улыбнулся любовнику Шалом. — Применимо к Огненной Книге это означает, что все возвращается на круги своя. Змей кусает собственный хвост, смерть сменяет жизнь, которая сменяет смерть. Страшные маги вернутся — таково скрытое пророчество Книги.
— Это всего лишь послание Книги или подлинное пророчество? — прищурившись, уточнила Зося.
— Мне это неведомо, — честно признался травник. Фёны, и без того мрачные, сделались чернее грозовых туч.
— Спасибо за труд, Шалом. Я знаю, чего тебе стоила эта работа, — командир с чувством пожала руку чародея. — Теперь, пожалуйста, скажи, что ты лично думаешь об ордене и грядущем соборе, о нашем возможном влиянии на него. Скажи как маг. А после... мы обсудим этот вопрос с политической точки зрения и примем решение.
— Как прикажешь, Ева. Что я думаю... Орден — это чудовище. Пусть в основе создания Огненной Книги лежит истинная трагедия, но она осталась в далеком прошлом, и никто доподлинно не знает, повторится вновь или нет. Не секрет, что существуют темные чародеи, жестокие колдуны и беспринципные чернокнижники, и, возможно, костер — единственное действенное оружие против них. Но... Подумайте. Люди — обычные люди, не владеющие магией, — тоже совершают преступления. Иной раз отвратительные, кровавые, немыслимые преступления. Война более чем двадцатилетней давности тому пример. Вы еще не забыли разоренные деревни и обугленные кости детей? А это творили обычные люди. Подумайте, если следовать логике ордена, так необходимо сжигать всех подряд, дабы пресечь на корню вероятное зло. Но это абсурд! То же я могу сказать и о магах. Абсурдно уничтожать всех, чтобы не допустить повторения трагедии, которой, возможно, никогда не суждено произойти. Таким образом, прочитанные мною знаки ни в коем случае не должны менять нашего общего отношения к ордену. Мы лишь обязаны внимательнее относиться к деталям.
Точку зрения Шалома так или иначе поддержали все фёны, однако бойцам стало всерьез не по себе из-за той ответственности, которую они взвалили на собственные плечи. Они заспорили о том, целесообразно ли требовать отмены всех сожжений, не следует ли оставить смертную казнь для особо опасных преступников... Зося внимательно выслушала своих подчиненных и после заговорила сама:
— Ребята, хорошие, а не кажется ли вам, что вы делите шкуру неубитого медведя? Конечно, мы можем и собираемся воздействовать на собор, но не забывайте о том, как ничтожно это влияние. Я предлагаю исходить не из того, что мы хотели бы видеть, а из того, что мы можем сделать, и что будут делать другие. Поверьте, тех, кто предложит оставить смертную казнь для части преступников, хватит с лихвой и еще малость останется. А уж тех, кто предложит ничего не менять — и того больше. Поэтому я считаю, что наша задача — требовать противоположного и хоть чуть-чуть склонить чашу весов в нашу сторону. Пока — так, а после решения собора подумаем, что делать дальше. Что скажете?
На том и порешили. Зося уехала, а тревожные призраки давно прошедших веков остались, как и споры о двуликой сущности ордена, о его действительной защите жителей Грюнланда от черной магии и о его преступлениях.