— Марчелло, пожалуйста, покажи конспект третьей лекции, — голос преподавателя прервал их заговорщическое шушуканье.
— А, д-да... Конечно, — юноша рывком открыл записи и умудрился уронить их на пол. Пока поднимал, грохнулся головой об стол. Кажется, щеки предательски пылали, а руки все никак не находили нужных страниц. Да что с ним такое! Две недели не видел любимого — и совсем голову потерял! — В-вот, возьмите.
— Благодарю, — ласково улыбнулся эльф, просмотрел исписанные аккуратным почерком листы, видно, нашел нужное место, и вскоре оставил юношей.
— После болезни руки дрожат? — заботливо спросил Али, но зеленые глаза лукаво блеснули. Саориец наклонился к самому уху Марчелло и шепнул: — Осторожнее. Сегодня Алессандро спишет все на твою горячку. Но если в твои планы не входит признаться ему...
— Ты с ума сошел! Я? Ему? — вполголоса возмутился переводчик. И только потом сообразил, что открыл свою тайну приятелю. Испугаться не успел, потому что следом его огорошили:
— Ну мало ли, — пожал плечами художник. — Алессандро хороший и никому тебя не выдаст.
— Уж в этом я не сомневаюсь, — фыркнул Марчелло. О порядочности эльфа по университету и за его пределами ходили легенды. — Но... Где он, а где я?
Начало лекции прекратило их диалог, который просто перевернул мир перед глазами бедного переводчика. Видно, последствия страха за свою жизнь, борьбы с болезнью, переживаний из-за Пьера давали о себе знать, и сосредоточиться он никак не мог. Лишь слушал будто музыку прекрасный мелодичный голос обожаемого эльфа, любовался его лучистыми голубыми глазами и невпопад отвечал на короткие замечания или шутки приятеля.
— Идем в чайхану? — предложил после занятий Али. — Я совсем заработался, хочу хоть немного развеяться. Да и тебе после двух недель в постели чай не помешает.
Еще как не помешает!
Они неторопливо брели по аллее между платанами. Едва развернувшиеся зеленые листочки на светлых, гладких, будто кости, ветвях смотрелись нахально и чуть нелепо. Пробивалась первая трава, воробьи купались в подсыхающих лужах и засиживали все, что только можно засидеть. Поэтому усыпанные желтыми цветками и коричневыми комочками кусты у ворот чирикали так, что закладывало уши.
— Что это? — спросил Али, коснувшись одной из веток.
— Форзиция, — ответил Марчелло. Воробьи подтвердили его познания страшным гвалтом.
Суетливый улыбчивый саориец встретил юношей как родных. Отчасти именно поэтому Марчелло без сожалений тратил деньги на чай, оставаясь частенько без обеда. Веселому хозяину, похоже, было абсолютно все равно, кто перед ним: аристократ, торговец или нищий студент.
Новые занавески на окнах спорили синевой с безоблачным весенним небом, зеленый чай с жасмином напоминал о том, что скоро в городском саду распустятся белые душистые цветы, а зеленые глаза Али сверкали слишком уж хитро. Да неужто художник вспомнит прерванный лекцией разговор?
— Марчелло, ты прости, конечно, возможно, я сую нос не в свое дело. Но что за глупости ты говоришь? Что значит: где он, а где я?
— Ну, — переводчик опустил ресницы и уткнулся в свою чашку. — Он же... Он же будто из сказки явился. Умный, блестящий преподаватель, неординарный ученый. Добрый, внимательный, просто безупречный! Прекрасный — глаз не оторвать. А я?
— А что ты? — удивился саориец. — Ты тоже умный, начитанный, для своих лет ты знаешь просто уйму всего. Ты защищал Яри, ты дружишь с Хельгой, несмотря на то, что она служанка. Ты ценишь в людях их подлинные достоинства и не обращаешь внимание на власть, положение в обществе, народность и прочие мелочи. Кому как, а я лично считаю это одним из лучших качеств в человеке. И уж поверь художнику, ты красивый. У тебя совершенно потрясающие глаза, я тебя три месяца знаю и все никак не налюбуюсь. Да и в остальном тоже. Только...
— Что? — выдал Марчелло, просто чтобы хоть что-нибудь сказать. Он не верил своим ушам. Категорически отказывался верить.
— Выпрямись, разверни плечи и подними голову. Вот, совсем другое дело! — и Али с довольным видом откинулся на спинку стула. — Так ты собираешься томно вздыхать и страдать из-за Алессандро или все-таки попытаешься обратить на себя его внимание? Заметь, это не очень-то сложно, ты ведь его лучший и любимый студент!
Вперед-назад, вперед-назад. Али машинально водил шваброй по полу трактира, то и дело окуная ее в ведро с водой, а мысли его были далеко-далеко. Точнее, одна-единственная мысль: вот что ты, дурак, наделал?
Когда они с Марчелло прощались, тот вдруг порывисто и неловко обнял его в благодарность за сегодняшний разговор. А художник понял то, чего не замечал, покуда как проклятый пахал на стройке и в порту. Ему не хотелось размыкать объятий. Ему бы тонуть в этих необыкновенных синих глазах, ему бы коснуться губами вечной складки между сведенными густыми бровями. Ему бы...
И сам, собственными руками он подтолкнул друга к его возлюбленному эльфу!
Как тогда, в лагере, отступился от Марты, давая дорогу Анджею. Да вот беда-то была в том, что Марчелло — не Марта.
====== Глава 13. Милош. Дрейф ======
Спасибо Соне, Чарли и Ракшане. Вы знаете, за что :)
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Милош любил утро. Сколько себя помнил. Он от всей души сочувствовал тем товарищам, которым раннее пробуждение давалось с огромным трудом, но не понимал их. Пронзительная предрассветная тишина в лагере, в приюте дедушки Богдана или в лаборатории дедушки Рашида пленила его, как и саорийская флейта мизмар — за миг до того, как ее касались холодные губы нежити. Ему нравилось предчувствие мелодии. Предчувствие того нового, трудного, интересного, страшного, что таил в себе нарождающийся день.
А еще... еще он в глубине души был благодарен двойняшкам. Они как дисциплинированные фёны не смели ворчать по утрам, но при любой возможности позволяли себе подрыхнуть лишний час, а то и два. Он же позволял себе полюбоваться спящими братьями. Невесомо коснуться кудряшек Саида, отвести прядку с лица Али. А потом принести им завтрак в постель.
Мама не возражала. Вообще-то в повседневной жизни она была куда строже отца со своими сыновьями и не позволяла излишнего баловства. Но Зося прекрасно знала, что вечером, когда Милош уже спал в хомуте, Али и Саид сторицей возвращали старшему брату его заботу.
Милош любил утро. Очень редко нежился в постели — в те далекие дни, когда засыпал в обнимку со своей девочкой, или же после особенно утомительных заданий. Подскакивал почти сразу, выглядывал наружу и с наслаждением подставлял лицо вкусному бодрящему холоду.
Сегодня подскочить не получилось. Как и вчера. И третьего дня. Юноша понятия не имел, где пропадал по ночам его малость заматеревший в пути и обнаглевший на острове зверь. Но на рассвете, едва он продирал глаза и собирался уже откинуть тонкое, поистершееся одеяло, Баська как по волшебству оказывалась рядом, с коротким взмуркиванием прыгала на его койку, сворачивалась в клубок у него под боком и преданно глядела на хозяина своими невероятными золотисто-изумрудными глазами. Мол, давай еще чуть-чуть поспим, а?
— А Дик, между прочим, в тебе сомневался, — с усмешкой прошептал Милош и почесал кошечку за ухом. Та замурчала громче прежнего и зажмурилась от удовольствия. — Он думал, что ты к морю не привыкнешь. А поди ж ты, и качка тебе нипочем.
В самом деле, раздувало со вчерашнего дня, и каравеллу ощутимо качало. Но зверю, казалось, не было до этого никакого дела. Что ж, и правда, можно еще чуть-чуть поспать. В такую погоду все равно много не наработаешь.
И все-таки, несмотря на героические усилия Баськи по моральному разложению хозяина, Милош поднялся раньше большинства матросов и тем более капитана и лорда Эдварда. Выбрался на палубу, оставив кошку досматривать десятый сон, и окинул внимательным взглядом небо и море. Серые клочковатые облака угрюмо нависали над беспокойными волнами, которые будто огрызались на экипаж каравеллы и кусали холодными брызгами руки молодого лекаря. Уцелевшие мачты ворчливо поскрипывали, и «Гринстар» всем своим видом показывала, что о серьезном ремонте сегодня не может быть и речи. Что ж, займутся оковкой для крепления вант и починкой стоячего такелажа. Милош с вызовом улыбнулся мрачной стихии, легко сбежал по трапу на берег и направился к группе скал неподалеку от места швартовки.