— Хоронить? Раджи? — женщина удивленно вскинула на травника глаза.
— Зося, — с трудом перебарывая ужас, только и смог вымолвить Богдан.
— Ну что ты, отец, не бойся, — понимающе усмехнулась вдова. — Я не сошла с ума. Но... Ты посмотри на него. Вспомни, как он скакал на лошади на перегонки с ветром. Как он дрался и танцевал. Не представляю, чтобы его...
— Мама, ты о костре? — первым догадался Саид.
— Да, — кивнула Зося. — Мальчики, вы ведь найдете такое место, чтобы вышло красиво?
Двойняшки тут же вскочили на ноги, а Милош в последний раз провел гребнем по черным прядям и поднялся следом.
На выходе из пещеры братья столкнулись с Эрвином, седым менестрелем, который сначала присоединился к «Детям ветра», а после перебрался к фёнам. В боевых операциях он не участвовал, но помогал добывать информацию, хлопотал по хозяйству и по вечерам радовал товарищей песней. Нескоро теперь зазвучит его лютня в осиротевшем лагере.
Рассвет звенел голосами птиц, журчал говором горного потока и вздыхал шепотом костра. Травник постарался на совесть, и чистый воздух пах лишь хвоей и вербеной. Высокое пламя заигрывало с ветром и спорило красотой с первыми лучами зари. Фёны были счастливы. Хотя бы со вторым они попрощались так, как того желали их сердца.
Кто станет третьим — не сомневались. Формально этот вопрос должен был решить Совет армии, который соберется не раньше, чем через неделю, но о результатах голосования все знали наперед.
А Шалом мысленно проклинал себя за то, что звал жену командира Евой. Она была первой женщиной Фёна и первой матерью. В легендах его народа-скитальца первую женщину мира тоже звали Евой. Да и значения имен Ева и Зося почти совпадали. Это показалось удивительно поэтичным и ему, и менестрелю. Но лучше бы... лучше бы Зося не становилась первой женщиной-командиром.
— Не вздумай остаться.
Милош незаметно ускользнул с поминок и задумчиво глядел с обрыва на реку, когда позади раздался мягкий голос матери с незнакомыми прежде стальными нотками. Юноша обернулся и прижал ее к себе. После страшного припадка, который случился с ней в первый час осознания потери, Зося не пролила ни слезинки. Но ее сына не обманывал этот покой.
— Мама, да как я могу уехать сейчас? Это же... Нет, я просто не представляю.
— Ты считаешь, это несправедливо по отношению к памяти отца?
Юноша опустил глаза.
— Сынок, послушай, — Зося ласково улыбнулась и присела на землю, поманив за собой своего великана. — Я ведь помню, как ты в детстве слушал рассказы Кахала о Шинни и мастерил кораблики. Отец делился с тобой своей мечтой о море, и ты его понимал, я видела. У тебя та же мечта, что и у него. Твой отец шел к морю, а нашел его здесь, в Грюнланде, в глазах своего командира. И теперь у нас есть армия, которую он вытянул на своих плечах, а у меня есть вы. Я не знаю, где ты найдешь свое море. Но... Несправедливо будет, если ты похоронишь свою мечту из-за смерти отца. По отношению к тебе и к нему тоже.
— Но как же вы? — тихо спросил Милош. — Мама, если уезжать, то через три дня... За что вам сразу две потери?
— Мы можем оставить Фён и перебраться в город, — заметила вдова. — Ты уже неплохой лекарь, быстро наберешься опыта. Али с его талантом будет размалевывать стены трактиров. Саид будет вырезать вензеля на сундуках богачей. Я буду рукодельничать. С голоду не умрем, и не будет больше потерь. Так лучше?
— Нет.
— Братишка, ты не бойся, мы выдюжим. Не сахарные, — с горчинкой в веселом голосе сказал Саид, который вместе с братом пришел вслед за матерью к обрыву. — И ты выдержишь.
— Мы-то вместе остаемся, а ты будешь один, — пояснил Али в ответ на непонимающий взгляд Милоша. — Но ты справишься. Ты только помни, что все это — не зря.
Двойняшки опустились на землю позади матери и старшего брата и обняли их за плечи. Теплый ветер взметнул черные и белые волосы, и в его легкой ласке им почудилось прощальное прикосновение любимого.
Осенний лес бросал под копыта лошади последние богатства. Позднее темное золото перемежалось с редким пурпуром и бронзой тронутых морозом хвоинок. Зося оглядывалась по сторонам, подыскивая недостающую веточку для своего букета. Раджи дарил ей изумительные воздушные букеты, так непохожие на привычные деревенские охапки цветов. Что ж... теперь она сама.
Все сама. Они были неизменно вместе, бок о бок и дрались, и проникали в дома своих противников, и составляли письма с угрозами... воспитывали будущих бойцов и собственных детей. Но командиром был ее муж, и только теперь Зося осознала, что он берег ее от множества утомительных мелочей.
Взять хотя бы Мариуша, с которым она провела последние два дня. «Поеду, посмотрю на Мариуша», — буднично сообщал ей Раджи и не брал с собой. А зачем? В лагере у Зоси и без того хватало работы. Но вот и она посмотрела... На молодого, сильного и почти жизнерадостного скорняка, который ни вздохом, ни взглядом не выдавал своим подчиненным того ада, что поселился в его сердце. А в сумерках у костра в присутствии командира — сначала второго, а сейчас и третьего — он отпускал себя.
Он говорил, говорил, говорил. О голосах мертвецов в своей голове. О красноглазых тварях, что подбирались к нему по ночам и смотрели на него не мигая и тихонько клацая клыками. О том, как костлявая рука сжимала его сердце, и тогда в легких заканчивался воздух, а в теле — тепло. Он говорил в темноте, чтобы на рассвете вернуться к своим бойцам с ясным сознанием и улыбкой на губах.
И Шалом, и другие чародеи только руками разводили. Травы и заклятия не помогали душе Мариуша, но такие вот разговоры раз в три-четыре месяца позволяли ему держаться.
Зося придержала лошадь и отломила тонкую нарядную веточку бересклета. Не думать о Мариуше. По крайней мере в ближайшие дни. Иначе и она сойдет с ума.
— Командир, ты вовремя! У нас и суп готов, и лепешки вот... с пылу с жару, — обычно спокойный Эрвин отчего-то подскочил на ноги, едва завидел Зосю, и суетливо засеменил ей навстречу.
Вообще-то она рада была видеть менестреля, который с месяц пропадал аж в Ромалии, в Пиране, добывая у своего столичного коллеги последние сплетни, дабы в случае необходимости кто-то из фёнов мог назваться ромалийцем без риска ляпнуть что-нибудь невпопад. Но...
— Ты почему подлизываешься? — фыркнула Зося. — Что натворил?
Пока Эрвин внимательно изучал букет в руках своего командира, у костра нарисовался Саид, чмокнул мать в щеку и забрал у нее поводья. И не посмотрел в глаза. Да что ж случилось-то? Вроде все живы...
Так. Али отложил в сторону кисть, которой расписывал деревянное блюдо, поднялся и виновато опустил голову.
— Ну? — требовательно спросила Зося.
— Ева, ты только не убивай его, пожалуйста, — Шалом плеснул в кружку травяной настой, судя по запаху, успокоительный, встал и на всякий случай осторожно прикрыл плечом менестреля, а по совместительству — своего любовника. — Он ведь как лучше хотел. И каждый из нас в глубине души мечтал об этом.
Зося обвела взглядом подчиненных. Эрвин вернулся из Пирана. Али не знает, куда глаза девать. И мечта.
— Ты нашел кого-то, кто поможет Али поступить в университет?
— Да-да, — торопливо закивал менестрель, который явно увереннее себя почувствовал за спиной чародея. — Правда, в последнее время подняли плату за обучение, но Али нужны ведь только художественные курсы... Мой знакомец поручится за него, а экзамены наш мальчик сдаст, я уверен. На первое время мы наскребем денег, потом он найдет себе работу...
Пиран. Другая страна. Всего-то! Не многолетняя экспедиция. Не смерть, в конце концов. И ее сын действительно должен развивать свой талант под присмотром профессионалов, а не ходить вечным самоучкой. Так почему же предательски защемило сердце, и горло сдавило — не продохнуть?
Совсем недавно, всего полгода назад она смеялась, а потом стонала в руках своего мужа, и дома их ждали дети. Совсем недавно, только руку протяни — и коснешься прошлого — у нее была семья, а светлые волосы, которые так любил Раджи, еще не знали серебра. Совсем...