Он говорил об этом с легкостью, но Джил видела рубцы у него на спине; она также была свидетелем, как несколько лет назад аббатиса Джованнин приказала арестовать, а затем приговорила к смертной казни всех магов Убежища. В церковном календаре имелись дюжины святых, подобных святому Прату, о котором ничего толком ничего не знал, кроме его прозвания: «Убийца колдунов».
Она молча пошла вперед по дороге. Вокруг шелестели серебристые листья оливковых деревьев. В мире царила тишина, если не считать стрекота насекомых и негромкого писка ящериц в зарослях терновника.
— Способность к магии не обязательно делает человека хорошим, Джил. Это орудие, подобное ножу, и его можно использовать во зло или во благо. Исторически Церковь всегда была сдерживающей силой для магов, которые могли бы использовать это орудие в эгоистических целях или продавать свое искусство во имя наживы. Учитывая непростую политическую жизнь на юге, немудрено, что здесь уже многие века люди так ненавидят колдунов.
— Но ведь ты спас им жизнь. — Джил спорила с Ингольдом, хотя в душе понимала, что он говорит правду. Брат Венд, ученик Вота, претерпел немало душевных терзаний, прежде чем смирился с тем, кто он есть.
— Ты же знаешь, мы нашли свидетельства, что маги, построившие Убежище, либо их преемники, все были убиты или изгнаны, — сказал Ингольд. — Конечно, всему виной могла быть политика, но обычно политики берегут верных им чародеев, а преследуют лишь тех, кто служит врагам. И лишь фанатизм уничтожает всех подчистую.
— Воистину, — продолжил он печально, остановившись для отдыха на вершине холма. — Я не уверен, что бедный отец Кримайл, а также брат Венд и все остальные действительно заблуждаются. Если и впрямь существует Владыка Зла, то он или она — может обманывать меня так ловко, что я буду думать, будто творю добро, спасая этих людей, хотя на самом деле превращаю их в должников иллюзорных сил и всеобщей лжи. Откуда мне знать истину?
Он покачал головой, весь во власти старых сомнений, старого чувства вины и старых страхов.
— Точно так же я не знаю, было ли истинным то, что я увидел в Гнезде дарков. Возможно, мой поход — это чистой воды безумие, и я оставил Убежище беззащитным перед лицом грядущих опасностей.
Джил притихла. Тему безумия ей обсуждать совсем не хотелось. Сейчас голоса в сознании молчали, — и лишь отголоски музыки звучали по-прежнему и ощущался этот слабый сладковатый запах. Она вновь ощупала свои запястья, гадая, умалчивает ли Ингольд о том, что видит в ней какие-то изменения, из чистой вежливости.
Она чувствовала себя очень странно, во власти головокружения, и была рада, наконец, остановиться на привал.
Ингольд отворачивался от нее. Джил знала, что им надо, наконец, поговорить начистоту, но все и так было уже сказано... И новые слова ничего уже не изменят. Видения засели в мозгу, подобно осколкам битого стекла, — воспоминания о жестокости и насилии, которых никогда не было в действительности. Она была для него угрозой. Ничего удивительного, что он держится с ней настороже.
С такого расстояния деревня казалась похожей на рассыпанные детские кубики, белые, розовые и коричневые, окруженные паутиной изгородей и загородок, неподалеку поблескивала под солнцем река. По углам полей виднелись красные и синие точки святилищ, а купол церкви сверкал позолотой. Дым поднимался от крыши храма.
— Ингольд...
Она указала в ту сторону. И тут же появились новые клубы дыма от крыш соседних домов, а затем от амбаров. Джил видела, как люди выходят на площадь, ведя с собой домашних животных с совершенно спокойным видом, словно и не замечая, как горят здания вокруг них. Никто не бежал за водой, никто не предупреждал соседей. Не было ни всадников, ни солдат, ни оружия.
Люди сами поджигали деревню.
— Искупление, — промолвил Ингольд. Он успел забрать свое серое одеяние и бурую накидку из дома отца Кримайла; на рукаве остались пятна крови погибшей домоправительницы. — И очищение. Они надеются, что таким образом уплатят свой долг Владыке Демонов за то, что он спас им жизнь.
Джил смотрела на пожар, широко раскрыв глаза.
— Какие кретины! Здесь даже летом ночью очень холодно! У большинства из них дети. Даже если они остались без припасов, но уничтожать крышу над головой и все имущество...
— Люди в большинстве своем безумны, Джил. — Голос старика звучал устало и безнадежно. — Только некоторые из них помешаны на спиртном или на каких-то наркотиках, на учености или на войнах, на магии или на власти... Или на любви. — Последнее слово он выговорил с трудом, и Джил торопливо обернулась, пытаясь поймать его взгляд. Однако она ничего не смогла прочесть в глазах Ингольда, и он так и не протянул ей руку. Она подумала: «Он не может. Он больше мне не доверяет». Ненависть к ледяным магам пронзила ее.
Спустившись с холма, они обнаружили мертвеца в алой воинской тунике, пришпиленного стрелами к стволу сгоревшей оливы. Кто-то уже успел забрать его оружие и сапоги и отрубил палец, на котором, вероятно, было кольцо. Мочки ушей были разорваны в клочья, — это у него вырвали серьги. Судя по количеству крови, все это проделали, когда бедняга был еще жив.
Джил долго стояла, глядя на труп, вдыхая запах дыма и запекшейся крови, прислушиваясь к жужжанию мух над головой. Ингольд ласково положил ей руку на плечо.
— Добро пожаловать в Алкетч, моя дорогая.
Глава третья
Нечего и говорить, что первая реакция Скелы Хогширер на реальности обучения колдовскому искусству была в точности такой же, как у самого Руди, когда он осознал, что именно этой девчонке суждено стать его первой ученицей...
— Фу! Вот глупости! Я это делать не буду!
— Вот и отлично. — Руди взял фолиант, который Скела только что с грохотом захлопнула. Это была «Черная Книга Списков», ради которой Ингольд рисковал жизнью в Кво. — И не надо. До свидания. — И отвернулся.
— Ты не имеешь права! — Она ухватила Руди за руку, и он сразу вспомнил одну девчонку, с которой учился в школе, дочь хозяина самой большой автосвалки в Сан-Бернадино. У нее вечно была самая модная одежда, которая ей совершенно не шла, и самая красная губная помада на надутых губах.
— Папа говорит, что ты обязан меня учить, — со злобным удовольствием объявила она. — Он говорит, что весь Совет проголосовал, чтобы я училась у тебя магии. Ты обязан со мной заниматься.
Горячая волна злости накатила на Руди. Ох уж этот Совет с его самодовольными голосованиями! Руди очень хотелось послать их всех куда подальше, — он сам будет решать, кого ему учить. Но затем он заметил, как самодовольно потирает руки Хогширер, как бледна и сурова Альда, и осознал, какой опасности подверг их всех Ингольд своим отъездом.
Эта девчонка обладала магическими способностями. Убежищу без нее не обойтись.
В один прекрасный день ее колдовство может спасти жизнь Альды.
И все же он не сразу смог совладать с собой и заставить свой голос звучать ровно.
— Отлично. — Он подтолкнул к ней книгу. — Тогда зубри.
— Я хочу научиться чему-то стоящему! — Она опять отшвырнула тяжелый фолиант, выпятив с досадой розовые губки. — Я хочу научиться чему-то такому, что смогу использовать.
— Для чего? — Он прекрасно сознавал, что она бесится, поскольку не может вывести его из себя. — Чтобы подглядывать за Лалой Тинпельд или Милеттой Троуб, когда те развлекаются со своими приятелями? Чтобы рассказать обо всем их родителям, и девочек наказали?
— Они гадкие!
— Да, и это вполне тебя оправдывает, не так ли?
Она смерила Руди ненавидящим взглядом.
— Они жадины. Они не дают мне свои бусы. И они лгуньи, все время говорят про меня неправду. — Теперь она уже не смотрела на своего наставника и толстым пальцем возила по столу. — Но я им отомстила. Папа Милетты побил ее, когда я ему рассказала, чем они занимались с Эйтом Брауном. Он задрал ей платье и выпорол ремнем.