На стенах не обнаружилось ни барельефов, ни картин, ни, уж тем более, витражей. Лишь следы еще свежих мазков краски и, судя по оставшимся ниточкам запаха, их недавно подновляли.
Многочисленные же двери — тоже деревянные. Из какой-то незнакомой Ардану породы. Над ними таблички из металла, на которых местами уже невозможно было определить поблекшие цифры и числа. Изредка на самих дверях имелись имена с фамилиями.
Но Ардан не был этому удивлен. Напротив — он куда сильнее оказался бы поражен, если бы весь Большой внутри выглядел так же помпезно и богато, как и первый этаж.
Дойдя до дверей секретариата, Ардан, что удивительно, не обнаружил очереди. Те несколько раз, когда ему приходилось решать какие-то бюрократические вопросы в городской управе (к примеру получение удостоверения личности при достижении шестнадцати лет), то юноше пришлось провести в ожидании, среди других просителей, заявителей, недовольных горожан и прочих охочих до штампов и печатей — едва ли не половину дня.
Здесь же волшебники с конвертами только выбравшись из голодной до человеческих страданий, железной коробки по недоразумению названной — лифтом, тут же спешили по коридору и исчезали за дверями секретариата.
Ардан прокашлялся, открыл дверь и вошел внутрь.
Помещение, размером с Зал Собраний Эвергейла, залитое искусственным светом Лей-ламп и, буквально, тонущее в людях.
Около окон, выходящих не на Площадь Звезд, а на проспект, приютились несколько столов. За ними сидели маги во все тех же, зеленых плащах. Самого разного возраста и пола, они стучали пальцами о клавиши печатных машинок, звонко щелкали каретками и что-то обсуждали с сидевшими напротив них, немного неудобно ютящихся на табуретах, первокурсниками.
Некоторые из работников сновали между столами, пытаясь побороть растущие кипы бумаг. Они забирали пачки конвертов и грамот, разносили их по шкафам, приунывшим в самом дальнем конце секретариата, а некоторые сразу отправлялись по воздушной почте.
И когда Ардан удивился отсутствию очереди, то удивился он категорически напрасно. С противоположной от окон и столов стороны, вдоль стенки, под фото-портретами каких-то видных деятелей, чьих имен и фамилий юноша не помнил с момента, как сдал листы последней контрольной работы по Истории Империи и Мира, на вереницах поставленных в несколько рядов стульев сидели ожидающие.
— А как…
— Держите, — к Арди подскочил юноша в красном плаще и со звездой с двумя лучами. Он протягивал перед собой маленький клочок из газетной бумаги с небрежно выведенным номером «27». — Вас позовут по этому номеру.
— Спасибо, — выдохнул Арди, забирая билетик.
Отыскав глазами свободный стул, как можно аккуратнее пройдя между рядов ожидающих, юноша уселся на место. Как и всегда — неудобное. Если обычный человек мог хотя бы спиной облокотиться на спинку, то у Арди она неприятно прижималась прямо к краю лопаток. Не говоря уже о том, что вытянуть ноги и вовсе не представлялось возможным. Коленки упирались в стул сидящей впереди госпожи с рыжими волосами.
Но к подобному Ардан привык еще в школе. Так что, подняв шляпу и накинув её на лицо, вдыхая пропитавшие ту ароматы: кожи, хвойных запахов Алькадских лесов и пьянящий, немного сухой ветер прерий и степей; юноша задремал.
Ему даже что-то снилось. Что-то напоминающее ежевику; лесные цветы, лениво потягивающиеся после долгой зимней дремы и, наверное, рожь. А может и золотые волосы, разметавшиеся среди высокой травы. И прерывистое, горячее, чуть влажное дыхание, обжигающее лицо. Нежные руки, скользящие по спине и упругие…
— Двадцать семь!
Арди дернулся и чуть было не опрокинул впереди стоявший стул, чем вызвал недовольство соседей. Подхватив не успевшую слететь шляпу, он поднялся на ноги и в растерянности заозирался по сторонам.
— Двадцать семь! — вновь раздался мужской голос. На этот раз куда более раздраженный, чем просто уставший.
Арди, увидев звавшего, обошел стулья и подошел к столу, стоявшему в центре вереницы своих собратьев. Он опустился на расположившуюся напротив табуретку и… как и всегда — уперся коленями в перекладину.
Среди бумаг, за массивной печатной машинкой, обнаружился молодой мужчина немногим старше самого Ардана. Болезненно худой и столь же бледный, он то и дело поправлял очки в явно не раз починенной оправе и вчитывался в бумаги.