Молча, лишь немного прищуривая глаза, он обвил хвостами мальчика и вытащил его из ледяного плена, чтобы тут же положить рядом — на снег.
— Х… х…
Зубы Арди стучали так сильно, что он боялся, как бы они не раскрошились друг о друга. Перед тем, как… как… как его забрал Эргар — у Арди выпало несколько зубов, на что обрадованно отреагировали мама с дедушкой, но очень сурово — отец. И все же — мальчик боялся, что произойдет что-то, чего не должно произойти.
— Холодно не тебе, детеныш, — произнес барс, словно в насмешку усевшийся прямо напротив замерзающего ребенка. — а человеку внутри тебя.
Звуки доходили до Арди откуда-то издалека. Они терялись среди воющего ветра, среди хрустящего снега и льда и эха, танцующего по редким черным каменным гребням, выныривающим из холодного плена. Те подзывали Арди, подбадривали его, манили за собой, но он только глубже и глубже тонул в холоде, который… уже почти и не чувствовался.
Тело мальчика расслабилось. Веки начали тяжелеть, и он все падал и падал куда-то во вдруг ставшими теплыми объятья ветра и снега.
— « Я и есть человек», — может подумал, а может и сказал ребенок.
Силуэт Эргара казался ему расплывчатым и нечетким — как если бы их разделяло мокрое от ливня окно.
— Только половина тебя, детеныш, — пришел из далека голос. — Знаешь почему матабар отдавали нам своих детей лишь по истечению шести зим? Все дело в ваших клыках, Ардан.
Слова терялись где-то в теплой неге забвения, но имя мальчика обвязало его и выдернуло обратно на свет. И снова ветер кусал его щеки и уши, а холод обжигал почерневшую плоть.
— Без клыков не выжить ни среди снежных троп, ни в лесных разливах, ни в речных и озерных угодьях, — голос Эргара сотней кусачих москитов жалил разум мальчика, заставляя его оставаться на поверхности и не давая вновь утонуть в теплое забытье. — За те несколько лун, что ты провел здесь, детеныш, ты вырастил их. Пусть слабые. Пусть ненадежные. Но, все же, это клыки крови матабар от рода Эгобаров. Охотников снежных троп.
Арди отчаянно пытался ускользнуть, вывернуться из цепкой хватки своего имени и голоса барса, но у него не получалось. Вместо тепла и сна, он плавал среди холода и боли.
— Посмотри, маленький охотник, посмотри внимательно, — перед лицом мальчика появилась маленькая льдинка. В её отражении он едва мог узнать самого себя. Лицо, ужаленное ледяными пчелами, опухло и покраснело; губы растрескались и посинели; волосы на голове, ресницы и брови скорее напоминали сосульки. — Посмотри…
Один из хвостов Эргара потянулся к лицу ребенка и приподнял верхнюю губу. Та прыснула переспелым помидором, заставляя ребенка завыть и едва не захлебнуться собственной кровью — такой горячей, что она буквально плавила плоть.
А там, среди отражения льдинки, Арди увидел, как среди его зубов появились новые. Нет, у него были клыки и раньше. Отец называл их молочными, а дедушка — человеческими. Теперь же они… нет, не выглядели как у Гектора или дедушки, но все же чем-то напоминали. Не такие длинные, не такие острые, но куда более тяжелые и отчетливые, чем прежде. Достаточно мощные, чтобы прокусить шкуру, разорвать плоть и рассечь артерию.
— В тебе есть что-то от охотников, — с усталым вздохом произнес Эргар. — А может духи прошлого просто слишком глупы, чтобы увидеть обратное…
Хвост Эргара переместился с лица мальчика на его грудь, крепко обвил её и поднял над собой.
— Пойдем, маленький охотник, пришло время тебе познакомиться со своей второй половиной.
На мгновение Арди показалось, что он летит. Мимо проносились горные вершины, они птицами порхали, выныривая из замерших облаков. Еще недавно рыхлый снег, таивший в себе множество ловушек, обернулся твердой почвой, а ледяные иглы — мятежно колышущейся травой. И только когда боль немного отступила, а тепло барса постепенно приводило Арди в чувство, он смог понять, что они вовсе не летят.
Эргар бежал.
Бежал так легко и быстро, что на его фоне орлы, парящие в вышине, выглядели застывшими мошками. Барс отталкивался от самых незаметных каменных гребней, он легко опускался на столь узкие карнизы, что на них не уместилось бы и лезвие ножа, а его лапы не погружались в снег глубже нескольких сантиметров. Самые пологие и отвесные из склонов являлись для него ничем не проблемнее ровной и прямой тропы.
Они взбирались все выше и выше, пока, вдруг, не замерли.
— Посмотри, Ардан, — прозвучал глубокий рык.