Выбрать главу

А потом, когда я выпил столько, сколько мог вместить в себя мой организм, я снова сел за руль и поехал кататься.

Худшее, что должно было случиться, еще ждало меня впереди.

Я помню одну статуэтку, которую видел в детстве в доме у матери Робинсона: слон, на спину которому вскочил тигр. Этот слон мне казался бесполезным, гора жира, ни на что не годная. А тигр мне казался олицетворенным голодом и гневом, я восхищался им. Я целыми часами разглядывал его клыки, это все равно что ждать выхода на ринг боксеров, которые никогда не выйдут, никогда не будут драться, не победят и не проиграют. Однажды я швырнул эту статуэтку на пол, я не мог больше терпеть. Статуэтка разбилась, но тете удалось ее склеить. Слон, поскольку он был больше, сильно пострадал. А тигр победил и остался целым. Склеенный слон выглядел каким-то больным. Это была судьба.

В ту ночь, мотаясь по темным улицам, я вспомнил об этой статуэтке, но не разбившейся, а еще целой. Я вспомнил слона, и меня охватила ярость к себе самому за то, что я когда-то жалел его. Вот тигр, это другое дело. В багажнике у меня лежали пистолет 7.65 и винтовка двенадцатого калибра. Слон, твою мать!

Тигр всегда кружит вокруг стада. Бездари, эти – хуже всего. От них слова не дождешься, молчаливые уроды. Постепенно они превращаются в эту гнилую массу, в стадо. Они растут, и воняют, и душат нас. Он стоял на светофоре, этот слон на скейте. Гора жира. Общественный вредитель. Я выстрелил. Слон рухнул. Я нашел в бардачке какой-то листок и написал его собственной кровью: «Да здравствует будущее!».

Проехав два квартала, я снял проститутку. Ее звали Эло. Мы поедем к тебе, Эло, сказал я. Эло была хорошая девочка и сделала все так, как я хотел.

35

В моей крови было слишком много виски, а на рубашке слишком много крови. Я открыл глаза, было три часа дня. Я сел на кровати, в висках у меня стучало, где я? От постели воняло спермой, на стене – куча фотографий. Эло, я узнал ее, на одной из фотографий она была в купальнике. Я дома у Эло, слава Богу. Эло! позвал я.

За стенкой слышалось шипение стоявшей на огне скороварки, детские голоса. Я снова закрыл глаза и попытался уснуть, не смог. Очень жарко. Эло! снова позвал я.

Эло вошла в комнату, в руках у нее была газета. Наконец-то ты проснулся. Посмотри, этот парень не ты? спросила она.

«Да здравствует будущее!» было написано в заметке. Фотография паренька, которого я убил. Скейт, синие кроссовки, футболка «Ханг Тен». Он лежал, подогнув под себя ноги, руками он обнимал гитару, вернее, поза была такая, никакой гитары там не было. Первый курс колледжа, дружил с девушкой по имени Изабела, пятнадцать лет, хороший сын, любимый внук, надежный приятель, добрый сосед, прилежный ученик.

Далее было написано, что парня застрелили прошлой ночью, когда он возвращался домой. Отец – педиатр. Мать – хозяйка салона одежды. Единственный сын. Был убит с особой жестокостью, шесть выстрелов. Эта ужасная записка, эта мерзость возмутила всех. Министр безопасности обещал быстрое, но справедливое расследование. «Убийца преподнес нам великолепный подарок: записка была написана на обороте визитной карточки фирмы «Альфа». Мое имя, адрес, телефон. Господи, да как же я мог этого не заметить?! Ниже моя фотография: убийца. Кто-то запомнил номер моей машины. Дальше – мое досье: убил собственную жену, закопал ее и т.д. и т.п. Владелец фирмы, промышлявшей убийством. Разыскивается полицией. Полиция начинает расследование ряда других преступлений.

Это правда, все, что здесь написано? спросила Эло. Конечно, нет, ответил я. Я могу принять душ?

Душ находился во дворе. Мне пришлось поздороваться с целой толпой женщин, пока я дошел до него, еще там были две старухи и целая куча детей, короче, стадо в сборе, моя семья, сказала Эло. Моей маме очень понравился подарок, который ты сделал ей вчера вечером. Я не помнил, чтобы что-то дарил кому-то, я ненавижу такие ситуации, когда не могу вспомнить.

Я принял душ. Эрика, ну почему ты не взяла меня с собой? Отец – педиатр. Откуда я мог это знать? Откуда мне было знать, что этот парень – прилежный студент? Ночью, когда он гнал на своем скейте, он был, скорее, похож на того, кто ворует кроссовки «Reebok». Откуда мне было знать? Это была ошибка. Я признаю, что ошибся. Я застрелил его по ошибке. Что же, по вашему, люди никогда не ошибаются? Ошибаются иногда. Ошибаются врачи, в дозировке лекарства, ампутируют здоровую ногу, протыкают кишечник и начинается кровотечение. И другие люди ошибаются, водитель автобуса может уснуть за рулем, прокуроры, судьи, бывают же судебные ошибки. Откуда мне было знать?

Ты не похож на убийцу, сказала Эло, я знаю одного убийцу, мне достаточно только посмотреть в лицо человеку, и я могу сказать, убийца он или нет. Убийцу выдают глаза. У них глаза, как у птиц, сказала она. Эло, ты можешь оказать мне услугу?

Шлюхи обожают оказывать услуги. Эло взяла для меня напрокат машину. Я ждал ее на углу. Она вышла из машины. Обожаю сидеть за рулем, сказала она, если хочешь, я отвезу тебя куда надо. Нет, сказал я. Я дал ей денег, много денег, держи рот на замке, детка. Может, заглянешь как-нибудь, сказала она, когда я уже отъезжал.

К концу дня я добрался до загородного дома Сантаны.

Я выломал заднюю калитку и вошел. Потом позвонил в комиссариат. Сукин сын, услышал я голос Сантаны, где тебя носит?

36

Ты выстрелил не в того, в кого было можно, сказал Сантана. И знаешь, что я тебе скажу? Считай, что ты прострелил собственную башку.

Когда умер Робинсон, вернее, когда мне сказали, что его убили, в голове у меня мелькнула абсурдная мысль, я понимал, что он умер, но я думал, что если бы кто-нибудь смог бы что-нибудь сделать, то Робинсон снова стал бы жить.

Прострелил башку, ладно, попробуем что-нибудь сделать. Это была ошибка, я признаю это, сказал я. Что ты признаешь? Что за бред ты несешь? кричал Сантана Ты совершил самоубийство, и если ты обязательно хочешь что-нибудь признать, то признайся лучше в самоубийстве.

Я не хотел больше ничего слушать и положил трубку. Я не сказал Сантане, где я. Он никогда не приезжал сюда, потому что его жена любила смотреть на море, а не на пастбище, как она выражалась. Я решил, что пересижу здесь какое-то время. Выбор был небольшой: либо я прячусь здесь, либо рискую тем, что меня схватят. Вернуться в город и сесть в тюрьму? Ни за что! Я никогда не думал, что угроза оказаться за решеткой может коснуться и меня. Люди готовы ко многому, даже к самому худшему, мы ждем того, что должно случиться и иногда случается, но ареста мы никак не ожидаем. Погибнуть от рака или в перестрелке, это возможно, мы внутренне готовы к этому, но к тюрьме – нет. Мы можем смириться с циррозом или с тем, что попадем под машину. Мы даже готовы получить удар ножом в спину, мы готовы стать жертвой чьей-либо мести, пасть от руки бандита, напавшего из-за угла, но мужественно встретить лицом к лицу собственное заключение в тюрьму мы не в состоянии. И мы никогда не сможем этого сделать. Все утрясется, думал я, но в тюрьму я не сяду.