Матан отлично помнил, что Раби рекомендовал назначить его верховным судьей Нагардеи. Полагая мнение бывшего учителя абсолютно обоснованным, Матан систематически готовил себя к этой роли. Он справедливо умозаключил, мол, для яркого вступления в должность следует иметь багаж новых идей в сфере законов и суда.
Как иудею ужиться и уберечься в чужой стране, не растворяясь при этом в море большинства? Казалось бы, ответ очевиден: принимай власть местного повелителя и не бунтуй. А как сохранить лица необщее выраженье? Ведь сие для избранника Господа критически важно! И на это есть немудреный ответ: молись своему Богу и, не будь рядом помянуто, держи фигу в кармане.
Идею, которую просто понять умом, не всегда легко принять сердцем и тем более воплотить в жизнь. Требуется твердое и авторитетное повеление. Не уповая на внешнюю доступность осознания проблемы, Матан подошел к делу основательно, и ему удалось сформулировать правило лаконичное, но исчерпывающее: “Закон государства – закон”. Дополнительный вес постановлению придало его торжественное звучание на арамейском языке. Прогрессу идей нужны хорошие формулировки.
Вот, говорят, сытый голодного не разумеет. Верно, конечно, но Матан – исключение. Он не оставался глух к человеческому горю, к чужой нищете бывал участлив. Поскольку престиж его в городе стоял высоко, то он весьма результативно использовал свое влияние на власть имущих и стремился законодательным образом облегчить участь слабых мира сего.
Подтвердим примерами заслуги Матана. Он разрешил отдавать в рост деньги, принадлежавшие сиротам, если было у тех хоть сколько-нибудь за душой. Пусть небольшая, а прибавка. Он решительно укоротил аппетиты алчных до наживы торговцев, готовых разорять обездоленных соплеменников непомерными ценами на самые насущные товары. Так постановил Матан: прибыль продающего беднякам в розницу не превысит одной шестой цены, которую тот уплатил оптовику.
Теперь кинем взор на плоды законотворческой деятельности нашего героя. Матан потребовал установить в иудейском судопроизводстве принцип, согласно которому подозреваемый в преступлении считается безгрешным, покуда не будет доказана его вина, причем бремя доказательства лежит на истце. Более того, если доводы обвинения не выглядят достаточно убедительно, то, ввиду сомнения, обвинительный приговор не выносится. Матан утверждал, что оставить без последствий преступление, когда в уликах нет уверенности, есть меньшее зло, нежели наказать безвинного. Иными словами, большой риск малого греха предпочтительнее малого риска большого греха. А разумный риск есть похвальная сторона благоразумия.
Заметим, что подобные идеи высказывались словесно, вписывались в кодексы законов и применялись на практике не только иудеями, но и другими народами тоже. Естественно, может возникнуть докучливый вопрос о приоритете. Но стоит ли решать проблему пионерства, если предположить, что именитые и безымянные авторы руководствовались исключительно благими намерениями – справедливостью и здравым смыслом?
Свободный от соблазнов прекраснодушия, в высшей степени милосердный и человечный Матан никогда не упускал из виду возможности клеветы на доброту. Посему держался он непреклонного мнения: чем выше человек стоит в общественной иерархии, тем безупречнее должно быть его поведение. Применительно к себе он говорил: “Иудейский судья – вне подозрений”. Современники рассказывали, как однажды Матан не согласился рассматривать некое судебное дело, ибо имелись свидетели давнего рукопожатия между ним и подозреваемым – мало ли что люди могут подумать и сказать?
***
Основная цель нашего рассказа – представить события семейной жизни Матана. Тем не менее, для полноты образа и ради соблюдения хронологии, мы кратко показали его общественные деяния, пришедшиеся на то время, когда дети были малы, и отец мог не отвлекаться на домашнюю педагогику. Разумеется, дипломатические и государственные начинания Матана важны сами по себе и заслуживают внимания читателя.
Сыновья Матана немного подросли, и у него появился воспитательный интерес под управлением долга и любви. Воспоминания юных лет были для Матана не слишком радужными. Отец его, Гедалья, желал во что бы то ни стало добиться раннего превосходства сына над сверстниками. Шелкоторговец стремился доказать себе и людям, что в доме его растет будущий мудрец.