Матан начал делать странные заявления, вызвавшие беспокойство Раби. Например, он стал уверять учителя, будто бы умеет устанавливать начало беременности с точностью до одного дня. Матан пошел дальше. Под большим секретом он сообщил Раби, что знает, как совершить половой акт с девственницей, не нарушая ее непорочности, и при этом девица забеременеет. Матан добавил, что этот секрет известен только ему, и он никому его не раскроет.
Раби невольно заподозрил признаки возможного нездоровья ученика. К тому же, рассуждения Матана о непорочном зачатии показались Раби опасными в свете набиравшего силу христианства с его удивительными мифами.
В этой ситуации Раби почел за благо написать откровенное письмо отцу Матана. Полученное из Эрац-Исраэль послание глубоко встревожило Гедалью. “Что означает этот странный интерес сына к теме деторождения? – спросил себя Гедалья и нашел единственно правильный ответ, – пора женить парня. Мудрость мудростью, а природа требует положенную ей дань!”
Гедалья написал наследнику, мол, довольно холостяковать, пора жениться, нашел тебе невесту по душе. Обращение к отпрыску Гедалья заключил словами: “Сын! Беспрекословно исполняй мою отцовскую волю – немедленно возвращайся в Нагардею и заводи семью. В семье каша гуще!”
4. Женитьба
Письмо отца произвело в душе Матана настоящую бурю. Гедалья потребовал от сына немедленно покинуть Эрец-Исраэль и вернуться домой в Нагардею. Категоричность родительского тона воспламенила сердце юноши решительным неприятием. В пылу протеста он приготовился к резкому ответу, мол, даже и не подумаю приезжать немедленно. “Ежели зычность зова не умерится, то я и вовсе не вернусь под родительский кров!” – возмущенно говорил себе Матан.
Противовесом гневу стал заимствованный у Раби опыт из другой сферы: непротивление указам римских повелителей, но неторопливое и неполное исполнение оных. “Надо ли горячиться? – задавался вопросом Матан, – не найдется ли компромисс? Говорят, упорная горячность граничит с глупостью. Может, промедление пойдет мне на пользу? Что, если изобрести разумные доводы? А разве требование родителя так уж плохо по сути своей?”
Последний вопрос заставил Матана сперва всерьез задуматься, а потом и загрустить. До сих пор он не женат. Не ведает женской ласки. Угла своего не имеет. И это еще не всё. Ему, как известно, предназначено Небесами стать большим законоучителем. Однако незаурядная личность не имеет права не думать о будущем и эгоистически предпочитать холостяцкую жизнь семейной, наслаждаясь лишь причитающимся почетом. Человек выдающегося ума обязан привести в мир потомков, кои унаследуют мудрость родителя, продолжат и умножат ее. Выходит, своевременно и резонно намерение Гедальи женить Матана!
Раздираемый сомнениями, Матан обратился за советом к Раби и доверительно показал ему послание из Нагардеи. Прочитав письмо Гедальи и не подав виду, что это он заварил кашу, Раби сказал: “Твой отец прав, и не только потому, что он отец. Я загодя благословляю тебя и твою невесту, которую родитель нашел тебе по душе. Я сожалею о некоторых твоих речах. Мне кажется, недостоин молодого законоучителя интерес к таким низменным предметам как беременность, зачатие, девственность. Голова должна быть занята Святыми Книгами. Боюсь, сублимация правит сердцем твоим. Посему мой совет тебе: женись, Матан!”
В этом пункте зоркий читатель справедливо запротестует – мол, во времена Раби никакого понятия о сублимации не было, да и слова-то такого не существовало. Поблагодарим оппонента за бдительность и отметим в его пользу, что правота всегда на стороне точности и педантизма. Однако, принимая во внимание свободу, которую предоставляет нам жанр фикшн, оставим речь Раби без изменения.
Как и следовало ожидать, позиция радикального протеста, первоначально занятая Матаном, постепенно претерпела изменение в сторону умеренности, а затем и вовсе сменилась на благосклонную. Заметную конструктивную роль сыграл совет Раби. И вот уже Матан возвращается в Нагардею. Он с нетерпением ожидает первого свидания с незнакомкой и, конечно, вспоминает, что соскучился по своим семейным.
***
Эфрат – так звали невесту Матана, которую Гедалья избрал сыну по душе. Девица происходила из купеческой семьи, проживавшей в Нагардее. Отец ее был достаточно богат, хотя и не настолько, как сам Гедалья. Для последнего сие обстоятельство имело значение положительное, ибо имущественное превосходство давало моральный перевес в будущем объединенном семейном совете.