— Мне хватит и тех слов, что ты говорил тогда… — одними губами прошептал он. — …Хочется убедиться, что с тех пор ничего не изменилось…
— Эй, что с тобой? — Хирузен тряханул юношу, держа его за плечо. — Все нормально? Кто тебе соврал про Сэдэо и Наоми? Тороки?
— Н-нет, — мотнул головой Томура. — Простите, парни, я забегался что-то… Пойду… в пруд… Ага… Прилягу…
Двое молодых наследников великих кланов Листа удивленно смотрели как их вечно невозмутимый, серьезный и расчетливый одноклассник шатающейся походкой идет туда, откуда пришел. Они даже не стали обсуждать это — просто синхронно прыгнули на крыши и начали слежку.
Не дай Ками что-то серьезное…
Уже ночью, Сенсома решительно посмотрел на дом Хокаге, в котором горели все лампочки. Никто не спал, а значит… Впрочем, это не важно — нельзя быть трусом — надо пойти и все объяснить Наоми!
— Я бы тебе не советовал, — раздался мелодичный голос сзади. — Ты сделаешь только хуже…
Перерожденный обернулся. Чуть позади от того места, где он находился уже битый час, невозмутимо стоял Тороки Сенджу с таким понимающе-грустным выражением лица, что немедленно захотелось его ударить.
— Тороки, — хрипло выдавил Сенсома. — Думаешь, выиграл партию?
— Я тут ни при чем, — мотнул головой скривившийся блондин. — Мито-сама все сделала практически самостоятельно. Моя роль была маленькой — не дать Наоми навредить себе.
— Эта Узумаки! — рыкнул вдруг Сенсома. — Она! Меня!..
— Успокойся, — стальная хватка крепко удержала Томуру за плечо. — Вот сейчас ты действительно похож и на Мадару и на Мусаси… Несвойственно тебе, между прочим.
— Откуда ты знаешь, что мне свойственно?!
— Наоми рассказывала.
Перерожденный удивленно моргнул, разом остыв и успокоившись, но еще не до конца поверив этим словам. Юноша… вернее — молодой мужчина, стоящий напротив него, сейчас абсолютно вызывал все возможное доверие. В его взгляде действительно читалось сочувствие и понимание, но за что? За что ему сочувствовать, если он и не любил Наоми? Что это?
— Ты достаточно молод, чтобы делать это, — усмехнулся Тороки. — Это глупость, она пройдет.
— Ты сказал, что Наоми…
— Рассказывала про тебя, — кивнул Сенджу. — Все-все. Про дальтонизм и «чистоту», про Врата и Печати. Не дергайся — мне можно об этом знать. В будущем я стану главой клана Сенджу, так что и доступ имею соответствующий.
— Как… высокомерно?.. — больше спросил, чем утвердил Сенсома.
— Извини, если так, — усмехнулся Тороки, пожимая плечами. — Меня с детства к этому готовили, так что для меня это — должное. Кстати и о детстве твоем я знаю. Я знаю тебя, а потому не хочу вражды между нами, ладно? Я не чувствую себя победителем в игре, где главный приз — Наоми-чан, договорились? Это глупо. Точнее — это молодость. Пройдет, смиришься. Я не буду ссориться с тобой хотя бы потому, что ты — тот, кого Наоми любит больше всего на свете. Она тоже молодая, так что и у нее пройдет. Я помогу ей. Ну, а заодно, — он подмигнул опешившему юноше. — Замолвлю за тебя словечко. Думаю, ей будет приятно хоть изредка проводить с тобой время.
— А-ага… — мотнул головой уже совсем ничего не понимающий перерожденный.
— Удачи, Сенсома-кун, — хлопнул его по плечу повеселевший Сенджу. — Обязательно выпьем с тобой на моей свадьбе, хорошо? Приходи.
Миг, и Сенсома остается совершенно один на пустой темной улице. Вот был шиноби, и вот он пропал. В доме Хаширамы Сенджу стали гаснуть огни — чета Хокаге собиралась спать. Отрывистый лай бродячих собак, которые, несмотря на все законы и меры, все же расплодились и в Листе, придавал ночи антуража, а полная луна, на которую перерожденный смотрел почти в затяг, казалась чем-то волшебным и неземным (что было правдой).
Вот уже Сенсома и не стоит в не самом чистом проулке — он на крыше, неподалеку от своего общежития, которое ему в бородатые времена выделил еще Тобирама. А луна все так же светит, а собаки лают вдаль…
— А луна все так же светит, а собаки лают вдаль. Средство есть одно на свете, что твою сметет печаль! — шутливо продекламировал стишок собственного сочинения Сарутоби Хирузен, невесть откуда взявшийся на той же самой крыше, где сидел Сенсома.
— Алкоголь вреден, — осуждающим тоном напомнил Сэдэо. — А для шиноби — вдвойне.