Что до концовки - то это я так, чисто немного повеселить народ. Эта глава вообще разгрузочная - она просто призвана показать нам, что даже победив Мадару Сенсома не сильнейший и даже не шиноби уровня Каге - он просто довольно сильный, а тогда победил… по ряду причин.
Гадать, победил бы ГГ Узукаге используя Восьмые Врата или нет, оставлю вам, а там решу и сам)
Арина Евгеньевна И. - спасибо) вот - купил, дал Сенсоме. вон он как терпел болтовню дедуськи)
Рустам Б. - еще раз спасибо! твоя помощь подвинула выпуск этой главы на день раньше)
А проспонсировать и простимулировать быстрейший выход новой главы можно здесь - 2202 2018 3381 7907 (Зуев Илья с утра был…) и туть https://qiwi.me/emperor_ozin
Приятного чтения! Постарайтесь понять всю эту вакханалию, что произошла в этом бою)
Здесь был Бета.
========== Первая Мировая Война - Воля Огня ==========
Узукаге открыл глаза. И это было сложно…
В памяти пестрили мутные картины, рассказывающие о вчерашнем дне. Вчерашней пьянке. Там было много всего и, в то же время, совсем ничего. Начало еще худо-бедно вспомнилось — они с Сенсомой, после поединка, устроились в его кабинете. Когда взошло солнце, чунин предложил посидеть на веранде — погода обещала быть отличной. Сарутоби и Шимура поначалу были шокированы, а после того, как, уже захмелевший, Тоширо призвал какого-то странного розового осьминога, еще и злы, но за выпивкой сходили.
Дальше все вспоминается еще тяжелее — Хирузен некоторое время не пьянел, но, видимо, это явление носило накопительный характер, так как в какой-то момент он разом потерял всю свою трезвую адекватность, заражая пьяных Сенсому и Тоширо не менее пьяными идеями. Их было много, очень много… Непозволительно много.
— Выпей, — из темноты неожиданно прилетает бутылка.
Маркировки на ней нет, но Узумаки сейчас хоть напалм — организм требует жидкостей. Выдох, пока пальцы, дрожа, неловко открывают сосуд, а после длинная серия глотков, осушивших пол-литра холодной газированной воды за пару секунд.
Темнота тихо хмыкает голосом Сенсомы, и в Узукаге прилетает вторая бутылка. С этой он уже расправляется медленнее, но похмелье все равно держит свои позиции в его организме. Вздохнув, чунин встает и проходит к широкому окну, находящемуся за спиной Тоширо, по пути кидая в Узумаки третьей бутылкой.
Ее старый шиноби пьет медленно, аккуратно. Память все так же отзывается с трудом, но зато и голова теперь почти не болит. Возвращается способность думать и анализировать, а с глаз спадает мутная пелена. Сквозь слабость, Узукаге окидывает взглядом помещение, узнавая в нем свой родной кабинет. Вот только кровати, на которой он сейчас полусидел-полулежал, раньше не было, да и общая обстановка… Будто тут прошел бой.
Или три пьяных шиноби.
— Возраст, — оправдывается Узукаге, беря, наконец, себя в руки и прогоняя чакру по телу.
Особого живительного эффекта от такого не будет, но хоть тело немного взбодрится. Свежий прохладный ветерок, поднявшийся в кабинете после того, как Сенсома открыл окно, тоже помог организму придти в себя. Шиноби, лидер клана, лидер селения — алкоголю абсолютно плевать, кого ему разрушать и пожирать, а уж если пьющий еще и немолод…
— Да я и не осуждаю, — чунин пожимает плечами, облокачиваясь на подоконник. — Даже наоборот — мое уважение. Так бухать в девяносто лет и не рассыпаться, эт надо уме-е-еть.
Тоширо усмехается.
— Кровь Узумаки и чакра… ты сам понял. Я довольно крепок, как для старика, но куда уж мне за вами, молодыми.
Сказав это, Узукаге рывком поднялся, все еще чувствуя себя плохо, но не имея права отлеживаться. Помнится вчера, еще до начала попойки, он переложил все хлопоты главы деревни на секретарей и помощников, а так же на Аоба-сана, но второго дня безделья ему никто не даст — слишком много для его положения. Он — глава деревни, глава Узумаки. Приходится соответствовать.
— Не скажи, Тоширо, — Сенсома прищурился, ожидая что Узукаге его одернет, но ничего не произошло — Узумаки помнил о рамках, установленных вчера. — Мы с Хирузеном в жизни так не пьянели. Узумаки знают толк в напитках.
— И в их смешивании, — поддержал Тоширо. — Но не в употреблении. Ладно, оставь это. Не уверен даже, что хочу знать, что мы вчера натворили…
— Не так много серьезного, если опустить тот факт, что я разбил тебе лицо. Или мне вновь обращаться к тебе на «вы»?
Вопрос в лоб, после непрозрачного намека — юношу явно серьезно волнует эта тема. По большому счету Узумаки было все равно — как уже говорилось — он не являлся сторонником жестких правил и традиций, но и забывать о них в отношении гостей из другого селения не стоило. Панибратское отношение к себе со стороны безродного чунина из Листа?
— Я же разрешил, — все-таки отмахивается Тоширо, делая вид, что был вполне себе трезв. — А насчет лица…
Лицо ощутимо болело. Нет, не только лицо — вся голова в целом. Все тело в целом.
О да, решив похвастаться достижениями Узумаки в тайдзюцу перед специалистом в этой области из Величайшей Скрытой Деревни, Узукаге нарвался на колоссальную разницу в уровне. Если выносливость и сила удара были хоть как-то равны, то вот в скорости немолодой Тоширо явно проигрывал. Казалось бы — не беда, ведь у Узукаге есть огромный опыт сражений и одна из лучших в мире школ тайдзюцу, но нет. Молодой чунин из Конохи просто вытер им пол, и это при том, что физических повреждений за весь бой он нахватал столько, что троим бы хватило.
Седой Узумаки мельком бросил взгляд на задумавшегося Сенсому. С виду обычный, даже немного худощавый, юноша, но на деле — обладатель стальных мышц, недюжинного интеллекта и опыта, вероятно даже более великого, чем опыт девяностолетнего ветерана Сенгоку Джидай.
Невероятный юноша!
— Не хочешь переехать в Узушио, когда закончится война?
Томура склонил голову на бок, всем видом выражая, что удивлен предложению, но сразу не отказал — хороший знак. Правда и обдумывал он слова Узукаге чуть дольше необходимого, что уже немного задело последнего:
— Ты ищешь минусы с двух сторон. Это неправильно, когда выбираешь себе дом. Дом ты должен любить и желать в нем быть. Если ты думаешь, что такого у тебя здесь не будет — выбор очевиден.
— У меня и в Конохе не будет, — просто признался парень, разводя руками. — Мой дом — сражения. Вот их я люблю. Я просто прикидывал, где выгоднее остаться — в Конохе, часто ведущей активные боевые действия, или в Узушио — деревне пацифистов, как ты сам сказал вчера. И пока я склоняюсь к Листу.
— Битвы — не единственная радость, какую может дать тебе мир, — укорил Узукаге чунина. — Если ты будешь так думать, то очень скоро от тебя не останется ничего, кроме бездушной боевой машины.
— Пожалуй, — Сенсома пожал плечами и оттолкнулся от подоконника, направляясь к выходу. — Но это, всего лишь, твое мнение. Оно не обязано быть верным.
И юноша покинул кабинет, оставив похмельного, но уже почти оклемавшегося Тоширо в раздумьях.
***
— Моя голова все еще трещит, — мрачно поведал Хирузен, когда Сенсома оказался на их этаже. — Как он?
— Все нормально, оклемается. А вот ты — нет, потому что ночное дежурство сегодня твое.
— С чего бы?! Очередность была иной!
— Но ты ведь дрых эту ночь, пока Данзо мужественно терпел запах перегара Тоширо.
Сарутоби горестно вздохнул, понимая, что друг прав, и приложился к бутылке воды, которую пил уже второй час. Их комнаты, в отличие от кабинета Узукаге, вчера пострадали мало, причем большая доля разрушений пришлась, почему-то, на комнату Данзо, который стоически терпел троих пьяниц в непосредственной близости от себя, несоблюдение традиций и мало-мальских законов этикета и, конечно, колкие шуточки Хирузена, когда тот запьянел.
Как раз, когда Сенсома подумал об этом, в дверях появилась знакомая фигура специалиста по Стихии Ветра в их тройке.
— Вот еще, — он швырнул несколько бутылок с водой одноклассникам, мрачно сверкнув глазами. — Как настрой?