А потому бросился ровно в то самое место.
— Достаточно, — тихо объявил хриплый голос, когда грохот второго Ледяного Дракона затих.
Да, второго. Итачи, равно как и Омо с его Огненным Шаром, не видел и не слышал, как девушка сформировала технику, но он прекрасно понимал, что она ее сформирует. Это было самой важной частью урока — не полагаться на чувства, но доверять разуму. Разуму, который держит действия противника под контролем и зачастую сам выбирает, какими им быть.
И в этом плане разум Итачи оказался чуточку острее, чем у Омо.
— Ох, хитрый мелкий, — выдохнула девушка, садясь прямо на землю и раскидывая руки в разные стороны. — Это было близко.
— Почти как в Стране Лапши, — кивнул Учиха. — Но тебе не хватило скорости.
— Я смотрю, — ворчливо перебил обоих Сенсома. — Мои заключения вам уже не нужны.
Итачи смутился, но постарался не подать виду, а Омо только ехидно рассмеялась:
— Ой-ей, дедушка, не будь таким вредным! Ты же сам учил нас этому твоему идринулину.
— Адреналину, — поправил ее прищурившийся Математик Боя. — И он здесь совершенно ни при чем.
Прошло два года. Почти ровно два года — Итачи считал дни, с тех пор, как он стал учеником величайшего шиноби в мире. Хотя это и не было в его планах. По правде сказать, это было даже противоположностью его планам. Но Богу Шиноби было плевать на цели маленького хама из красноглазого клана, решившего с ним сразиться.
Решившего и проигравшего.
Тогда, два года назад, Итачи пошел на всевозможную хитрость. Он смог найти и купить линзы, повторяющие узор Шарингана с Тремя Томое. Не будь он членом клана Учиха, он бы ни за что не смог приобрести такой аксессуар, ибо такое каралось членами клана по всей максимальной строгости. Но он был, и он приобрел. И явился на берег Каиджу, дабы встретить свою судьбу.
Итачи и сам не знал, идет он мстить, объявлять личную войну, вендетту или же вызывать на честный поединок. Он просто шел, выбросив из головы все, как ему казалось, лишнее. Он снарядился в лучший из костюмов шиноби, что смогла подобрать ему со всеми связями мама, вставил в глаза линзы и вышел на берег перед самым судном, на котором возвращался сильнейший. Он сделал все, чтобы Математик Боя не прошел мимо. Все, чтобы его заинтересовать.
В тот день Сенсома-сенсей сломал ему правую руку и левую ногу. А потом силой (и очень больно) вытащил из глаз линзы. А после долго бил головой о ближайшее дерево, приговаривая… многое. Но суть всех его слов сводилась к тому, что все «лишнее» в большей степени было «всем» в голове Итачи и в наименьшей «лишним».
— Все начинается с головы, парень. И всегда в этом мире будет полезно только одно — думать. А если ты не думаешь, то ты ошибаешься. А если ошибаешься — платишь за ошибку. Болью, как сейчас, или близкими, как я. Да, Итачи-кун, я запечатал твоего отца в свиток, и он уже не вернулся из него живым. Ты можешь называть меня убийцей. Но я никогда не отнесусь к сыну Фугаку как к врагу. Как к личному противнику. Потому что он был моим учеником. И я чувствую обязанность. Обязанность учить. Даже если мне придется учить тебя.
Итачи нечего было сказать на это. Хотя он и сказал. Но на ругательства и даже слезы вечно-невозмутимого гения клана Математик Боя обратил внимания столько же, сколько на стрекозу, жужжащую в десятке метров.
— Все вы — гении, — фыркнул он. — Клан одаренных. Одаренных, которые не могут победить.
Так и началось его обучение. Не техникам, не приемам и даже не тактикам и стратегиям. Лишь искусству. Искусству побеждать.
С ним обучалась Омо. Она была старше, но на ее личной силе это сказывалось мало. Да, она умела создавать гигантские конструкты, но Итачи всего за пару месяцев подобрал к ней ключик. И, наверное, так они и подружились, объединенные общей компанией, почти что возрастом и, конечно, искусством, уроки которого почти ежедневно получали от величайшего в мире знатока.
А жить и справляться со всем этим им помогали Ловен и Сашими, верно следующие за своим предводителем.
— Никак вы не научитесь, — пробурчал Сенсома-сенсей, поворачиваясь спиной. — За столько-то времени.
— Два года, — тут же вторил своим мыслям Итачи. — Уже два года.
— Целых два года… — покачал головой шиноби. — Мда.
***
Целых два года они искали, и целых два года их поиски венчались неудачей. Сенсома видел, как растет молодая Омо, превращаясь из забитой девочки в красивую девушку. Видел, как меняется Итачи, и читал, как меняются его письма семье, которые он регулярно отправлял.
И скрипел зубами, не имея возможности видеть все остальное.
Ни Ошими, ни Орочимару, ни Шоурая. Да даже Изуна с Карумой будто бы провалились под землю! О, конечно, их присутствие чувствовалось — наемные убийцы, ловушки, покинутые убежища — враги никуда не делись, просто… они легли на дно. Вероятно, у них даже началось нечто вроде соревнования — кого Сенсома найдет последним.
Кого он последним достанет…
Математик Боя не отчаивался, как и его отряд. Вместе они досконально проверили Молнию, Мороз, Горячие Источники, Волны, Лапшу и часть Воды. Не спеша, давая врагам самим показаться на свет. Сенсома знал, чувствовал — ему готовят ловушку, теплый прием и настоящий бой. Возможно, все они действуют сообща. Может и нет. В любом случае, они бездействуют внешне, только для того, чтобы потом начать действовать резко и решительно.
Этого он и ждал. Этого и добивался, не спеша обходя все встречные Страны, заходя в каждую столицу. Он показывал себя, открывался для ловушки. Даже обременил отряд балластом из Омо и Итачи, которых обучал, поначалу, просто от скуки. Впрочем, совсем скоро дети показали свой потенциал, и скука сменилась интересом.
Математик Боя нашел новых перспективных учеников. И они даже перестали быть балластом.
— Затишье, — довольно выдохнул Ловен, лежащий рядом и наблюдающий за тренировкой детей.
— Тебе это нравится? — выгнул бровь Сенсома. — Я считаю это тратой времени.
— Видит Автор, нельзя потратить время, — маг зевнул. — Вернее, нельзя потратить его бессмысленно. Или наоборот — осмысленно. Все зависит от точки зрения. Фаталисты не видят смысла ни в чем, а оптимисты готовы каждую травку сделать Богом.
— Мы плавно переходим к разговору о смысле жизни.
— Совсем и не плавно. Резко. Но, если спросить меня, смысл жизни в том, чтобы ее прожить. Как ты говоришь — потратить все время, что отпущено тебе на страницах Автора. А уж как это сделать — зависит от того, какой ты персонаж.
— И каким персонажем я буду, если потрачу все оставшееся время на бессмысленные поиски?
Ловен заворочался, с характерным звуком откупорил пробку от бутылки вина и с подобным же звуком всосал в себя половину содержимого той бутылки. Потом неспешно закрыл ее и, потянувшись, сел.
— Ты, Сенсома, — сказал он, взглянув перерожденному прямо в глаза. — Всегда будешь главным персонажем. Так уж написана эта книга.
И Сенсома не стал спорить. Знал, что это бесполезно.
К вечеру того же дня Сашими получила письмо. Характерная роспись на его конверте была уже хорошо узнаваема всеми членами отряда. Это было письмо лично для Сенсомы. От старшего сына.
Молча прочитав его, перерожденный шумно выдохнул. Итачи, Омо и Сашими заинтересованно смотрели на него, гадая о причинах и сути письма, а Ловен, пьяно икнув, просто прошел мимо и вырвал лист ровно в тот момент, когда Сенсома дочитал. И широко улыбнулся, потрясая письмом у глаз вздрогнувших товарищей. Он верил, что если смог сделать что-то подобное, то на это была воля Автора.
— Нас приглашают в Песок, — пояснил Сенсома спутникам, проигнорировав хамство Архимага. — Вернее — зовут меня, но я же знаю, что от вас не отделаюсь.
— И зачем мы идем? — спросила Сашими.