Конец пришел страданиям.
О, воин необорный наш,
Отважный средь отважнейших,
Тебя как победителя 295
Страшатся мук орудия.
Все это видит Бог-Христос
И возмещает вечностью,
Венчая доблестным венцом
Коллегу по распятию.[187] 300
Оставь сосуд скудельничный,
Земной скрепленный перстию,
Позволь ему рассыпаться
И, вольный, к небу устремись!»
Так он сказал. И рвется свет 305
Чрез двери затворенные,
Блеск светоча сокрытого
Сквозь щели пробивается.
И обмер, это увидав,
Порога страж темничного,
Несущий службу бденную,
Дом смерти охраняющий.
Внимает доносящимся
Он звукам псалмопения:
To мученика голосу
Сень гулкая ответствует.
Заглядывает в трепете
Он внутрь, насколько видит глаз,
Сквозь скважину замочную
Иль через щель в креплении.
Он видит, что на черепках
Цветут цветы весенние,
Что пали узы тяжкие,
А узник ходит и поет.
Тотчас до слуха претора
Доносится известие,
Рыдает тот в отчаянье
Позора, гнева, горести.
«Ведите, – говорит, – его
Вон из темницы. Пусть чуть-чуть
На солнышке погреется,
И снова на мучения».
Сошлась толпа со всех концов
Из верных многочисленных,
Постель постлали мягкую,
О ранах позаботились.
Один от крючьев след двойной
Стирает поцелуями,
Другой вбирает языком
Рубцов росу багряную.[188]
Льняной одеждой чистою
Кровь промокают многие,
Чтоб, как святыню, взять домой
Для поколений будущих.
Тогда и сам темничный страж, 345
Оков блюститель ревностный,
Как нам гласит предание,
Вдруг во Христа уверовал.
Когда засовы лопнули,
Увидел он, что мрак густой 350
Сияньем озаряется,
Откуда-то явившимся.
Но, вновь вкусивший отдыха
На жарком ложе,[189] мученик,
Наскучив промедлением, 355
Возжаждал скорой гибели,[190]
Коль можно гибелью назвать
Темницы разрушение
Плотской, когда свободный ум
Восходит вновь ко Господу, 360
Ум, кровию искупленный,
Омытый баней смертною,
Себя и жизнь свою Христу
Приносит в жертву чистую, –
И вот, когда он преклонил 365
Главу на ложе мягкое,
Победный дух, покинув плоть,
На небеса отправился.
И расстелилась перед ним
Тропа, к Отцу ведущая. 370
По ней шел Авель некогда,
Рукой сраженный братскою.[191]
И сонмы белоснежные
Спешат ему во сретенье.
И как соузника его 375
Креститель сам приветствует.
А враг Христова имени
Меж тем исходит желчию,
В нем сердце возмущается
Бушуя в исступлении. 380
Так, скажешь, зубы потеряв,
Дракон обезоруженный
Шипит: «Он вырвался от нас,
Похитив пальму первенства!
Но лишь одно осталось нам, 385
Чтоб повредить и мертвому:
Труп бросить на съеденье псам,
Зверям на растерзание.
Я сами кости в прах сотру,
Лишив захоронения, 390
Какие чтит плебейский люд,
Надписывая: «мученик"".
Так прорычав, святую плоть,
Он взял – о, святотатствие! –
И, обнажив, сорвав покров, 405
Среди осоки выложил.
Но все ж ни звери, дикие
И голодом томимые,
Ни птицы не решаются
Победный осквернить трофей. 400
И если хищник с клекотом
Уже кружил поблизости,
Вспять обращал его бросок
Огромной птицы-стражника.
Ведь ворон, данный Илии,
Когда-то, чтоб питать его,[192]
Долг исполняет ревностно,
И службу служит верную.
Из ближнего кустарника
Изгнал он волка лютого,
Бия крылами шумными,
Свет застилая перьями.
Поверит из неверных кто,
Что зверя кровожадного,
Быка загрызть готового,
Изгонят перья мягкие?
И удалился тот, рыча,
Полетом легким вспугнутый,
Добычу бросив верную,
Остерегаясь стражника.
Что вынес ты, о Дациан,
Таким внимая новостям?
Какие ты испытывал
Душевные терзания,
Когда не мог не видеть ты,
Что даже тело мертвое
Тобою истребленного
Все ж доблестью тебя сильней?
Но что, тиран упорный, что
Предел положит ярости,
Собою не владеющей?[193]
Что может вразумить тебя?
«Ничто! Останусь при своем
Я мненье, хоть бы дикие
Смягчились звери, и любовь
Вселилась в хищных воронов.
Труп утоплю в потоке я,
Волна всегда безжалостна
К утопленникам. Пенная
Чужда пучина милости. 440
Иль станет он игрушкою
Течения подводного,
И долго будет странствовать,
Питая рыб чешуйчатых.
187
Collega crucis («коллега no кресту») – характерный для Пруденций метафорический образ, в котором атрибуты римской государственности переосмысляются применительно к небесным реалиям.