16. Встревоженный Дациан спросил своих возвращавшихся солдат, изменил ли вере блаженнейший мученик Викентий, умер ли он, что делал и что говорил. Отборные воины сообщили Дациану, что Викентий прошел все пытки с веселым лицом, храбро и с верой еще более крепкой, чем когда он начинал прославлять Господа Иисуса Христа. «Что ж, – сказал Дациан, – нас одолевают. Но у меня осталось еще в запасе наказание. Если упорство нельзя сломить и оно сохраняется под пытками, пусть будет наказан дух, который невозможно подавить».
17. «Найдите, – сказал он, – темное и закрытое место, с низкой крышей, лишенное всякого света и обреченное на вечную ночь; пусть он за свою вину претерпевает особую темницу вне темницы. Рассыпьте там повсюду острые неровные глиняные черепки, чтобы они своими кривыми заостренными краями вонзались в тело, коснувшись его, а переворачиваясь на другой бок, он испытывал бы новые мучения, и тело, ожидая избегнуть мучений, переменив положение членов, непрестанно бы было терзаемо. Кроме того, изуродуйте его опухшее тело, пока не раздробите все его члены, чтобы тот, кто бунтует против наших императоров, погибал по частям. После оставьте его запертым во мраке, чтобы глаза его не видели света. Пусть не останется там ни одного человека, воодушевляющего его беседой! Пусть все будет закрыто и заперто; позаботьтесь только о том, чтобы стало известно, когда он умрет».
18. Как только тихий сон одолел стражей, то, что Дациан назначил как смертную казнь, божественным образом обратилось в славу. Ужасная ночь темницы получила новый свет, горят свечи, сияя ярче обыкновенного своего света. Сам святой Викентий на новой, мягкой подстилке, поет псалом и гимн и ликует, размеренно и сладостно подпевая голосом. И слух всех окрестных людей, опечаленных его казнью, наслаждался сладостностью его пения. Стражи тотчас перепугались, полагая, что пленник, которого они задержали, сбежал.
19. Тогда блаженный Викентий воскликнул: «Не бойтесь за себя, я сам не бегу от своей славы. Быстро, если можете, войдите и узрите утешение мученика, заслуженное покорностью ангелам. Когда вы покинете мрак, обрадуйтесь свету; радуйтесь, что тот, кто, как вы полагаете, стонет и вздыхает, на самом деле ликует в похвале истинного Бога, единого с Отцом Своим. Ослаблены оковы, возросли силы, тело покоится на мягком ложе. Лучше восхищайтесь и объявите через множество глашатаев благочестивым голосом, что верующий в Бога всегда победитель. Пойдите и объявите Дациану, каким я наслаждаюсь светом; пусть поразмыслит об этом дьявол и добавит сколько-нибудь к моей славе. Если он на что-то способен, пусть не отнимает ничего от моей славы, а исполнит все, что ни придумает его бешеная ярость. Я боюсь только его милосердия, как бы он не простил меня».
20. Услышав сообщение обо всем этом, Дациан побелел от ярости, дрожа и бледнея, зная о своем зле, понял, что наказал сам себя, свирепствуя против слуги Божьего. Наконец он в невольной искренности разразился правдивыми словами: «И что еще, – сказал он, – мы сделаем? Мы уже побеждены. Пусть тело отнесут на ложе, пусть положат туда мягкие подстилки; я не хочу способствовать его славе, если он умрет под пытками». Его несли к ложу на руках и на плечах, радуясь и ликуя, те, кто целовал его ступни, и лобзап все его изорванное тело, и саму его сочившуюся кровь собирали как снадобье для своего исцеления. И теми, кто столпился ранее при его казни, он пользовался как послушными носильщиками; блаженнейший слуга Божий заслуженно принял услуги своих врагов. Когда был повержен дьявол с его жестоким помыслом, он тотчас испустил дух, уйдя из мира, думаю, в основном с тем, чтобы Дациан не думал, что он спасен благодаря ему.
21. Когда было объявлено о его смерти, уже побежденный Дациан в замешательстве сказал: «Если я не смог одолеть его живого, я накажу его мертвого; нет больше духа, который мог бы сопротивляться, и души, которая могла бы победить. С мертвым нечего и сражаться; лишившись возможности подвергать его новым пыткам, я буду издеваться над его телом. Я буду сыт карой, если ко мне не может прийти победа. Бросьте, – сказал он, – его в открытое поле, чтобы никакая преграда его не защищала; там безжизненное тело сожрут дикие звери, птицы и псы; единственное, что я могу причинить мертвому телу, – это лишить его погребения».